В прежнее время провинциалы не всегда находили защиту у сената; если он и принимал их жалобу и назначал для разбора ее особую комиссию, то преследование виновного зависело от произвола судей. Законом Пизона назначалась постоянная судебная комиссия (quaestio perpetua) по делам о вымогательстве. Для этой цели ежегодно составлялся список (album) избранных из среды сената судей числом 100 человек, из которых избирался трибунал в 32 члена под председательством претора; этому суду обвинитель и предъявлял свой иск об истребовании денег. Сначала этот суд имел чисто гражданский характер, но рядом дальнейших законов он был усовершенствован и преобразован в государственно-правовом смысле. Неправильно взятые деньги стали взыскиваться вдвое: половина взысканного возвращалась пострадавшим, а другая служила пеней и придавала решению суда карательный характер.
Вместе с тем стали расширяться и функции самого суда: можно было жаловаться не только на вымогательства, но также на жестокое обращение и, наконец, даже обвинять в дурном управлении провинцией (crimen male administratae provinciae). Гай Гракх решительно отказался остаться в Сардинии и возвратился в Рим, отлично зная, что здесь его ждет обвинение за такое своеволие. Но зато он мог сослаться на свои успехи в помнившей еще его отца провинции, где ему удалось приобрести симпатии подданных справедливостью и мягкостью своего поведения. Он гордо указывал на то, что из всего войска один он уехал из Рима с полными и возвратился с пустыми карманами, между тем как «другие, взявши с собою бочки, наполненные вином, привезли их назад наполненными серебром». Провинциалы, отвыкшие за последнее время от такого поведения римских полководцев, наместников и чиновников, уже успели доказать ему свою благодарность: они добровольно преподнесли квестору зимние одежды для войска, в которых незадолго до того отказали самому консулу. Очень громким было уголовное дело по обвинению наместника Сицилии Вереса в вымогательстве на основе Корнелиева (Суллы) закона о данном преступлении (70 г. до н. э.).
Обвинение включало в себя хищения, взяточничество, несправедливый суд, превышение власти, оскорбление религии. Сумма иска была определена в 100 000 000 HS (сестерциев). Цицерона, когда ему исполнилось 30 лет, все трибы единогласно выбрали в квесторы. Это был первый шаг в его долгой государственной карьере, на которой ему суждено было снискать столько лавров и роз, но вместе с тем встретить и столько терний, и, нужно признать, молодой деятель отличился так, как редко кому удавалось отличаться в эту корыстную эпоху. Жребий дал ему Западную Сицилию, давнишнюю житницу Рима и столь же давнишнее поприще для вымогательств и хищничеств со стороны римских администраторов; но новый квестор сумел бескорыстным и искусным правлением заставить провинциалов забыть их прежние страдания и примирить противоположные интересы римских публикан и римского сената. Он аккуратно выплачивал солдатам следуемое им жалованье, он мягко и даже великодушно собирал подати, он вовремя доставил в голодающий Рим прибавочное количество хлеба, скупленного по нормальным рыночным ценам, и участливым обхождением с местным населением приобрел среди него такую популярность, что его отъезд по окончании должного года был всеобщим горем.
Ему оказали небывалые почести, выразили публичную благодарность, и почетная гвардия из местной аристократии проводила его до самых пределов Сицилии. Можно смело сказать, что год его правления (75 г. до н. э.) был одним из самых светлых в истории этого злополучного острова, и Цицерон мог по справедливости гордиться своим успехом и своими заслугами. С провинциалами вообще можно было поступать бесцеремоннее: так, например, пропретор Испании Сульпиций Гальба врасплох напал на мирное племя лузитан, просивших у него земли, и продал 30 000 из них в рабство. Мы уже видим здесь то презрение к человеческому достоинству и жизни, которым так невыгодно отличались наместники Рима в провинциях. Неограниченная власть не привыкшего к ней человека невольно приводила к неограниченному презрению к человеческой личности, а проконсулы, не обязанные давать отчет в своих действиях никому, судившие по своим собственным законам, обладавшие одновременно и административной, и судебной, и военной властью, несомненно, пользовались прямо деспотическими полномочиями.