Эти данные, безусловно, свидетельствуют о том, что до рецепции греко-римского права у восточных славян давно шел внутренний процесс правогенеза, имелась устная (и, возможно, письменная) кодификация обычного права. В чем же дело, откуда нужда заимствования? Просто греко-римские стандарты оказались более совершенными, а, главное, пригодными для регулирования разросшегося товарного оборота и усиления светской власти. Тут уж языческие авторитеты – Сварог или Дажьбог, Перун и Велес – делу не помогут. Не нужно лишь ничего абсолютизировать. Языческая мифология и обычное право восточных славян играли, как и полагается, важную правообразующую роль. Без них византийская прививка была бы невозможна. Столь же состоятельна мысль о существенном влиянии варяжских порядков, прежде всего торговых, в новгородских и псковских феодальных республиках, и юридических регламентов Золотой Орды в центральных землях.

Отстаивая живучесть и производительность древнеславянского архетипа, не стоит исключать влияние соседей. Оспаривая мысли о механическом восприятии скандинавской юриспруденции, неразумно искать только азиатские корни нашего прошлого.[63] До самого последнего времени вся правящая элита России поклонялась одной иконе – вашингтонской. В связи с этим еще более забавны следующие геополитические и общекультурные миниатюры. На Кавказе, около дагестанского города Избербаш, природа сложила из горных пород тысячетонный профиль АС.Пушкина При этом великий национальный поэт смотрит прямо на Восток. Вот незадача для реформаторов и токующих рядом СМИ – как развернуть горный массив в нужном геополитическом направлении? Пересмешник и одновременно философ Диоген, предвосхищая бархатное поклонение восточных европейцев XX века Статуе Свободы в Гудзоновом заливе, оставил нам импозантный намек. Как свидетельствует известнейший историк античной философии, проходя мимо женщины, благоговейным образом распростершейся перед статуей Бога, Диоген предупредил ее: “Бог вездесущ! Ты не боишься, что он зайдет сзади?” [51]. Как верно пишет Олег Иванович Чистяков, “древнерусское законодательство выросло из обычного права, а обычаи уходят корнями глубоко в историю народа. Да, в древнерусском праве встречаются нормы, аналогичные западноевропейским. Иногда здесь имело место и заимствование. Однако чаще сходные нормы порождались просто сходными общественными отношениями” [52].

При всей источниковедческой недосказанности ясно одно: процесс обогащения древнерусского обычного права византийским был длительным, сложным и не вполне односторонним.

1. О длительности. Казалось бы, при развитом торговом обмене, религиозном и династическом любопытстве, переходящем в интерес, надо было поступать русичам по банальным правилам современного промышленного шпионажа; перевели оптом Corpus Juris Civilis – и вся недолга. Ан нет: медленно, в несколько столетий, с приливами и откатами, с непременной переделкой, транспортировались на русские просторы юридические порядки южан. Судорожного голодного сглатывания импортной пищи не было. Знать были тому веские причины. Мы видим их в следующем:

а) у рецепиента и потребителя не было тождественных (пригодных для прямого законодательного заимствования) условий – социально-экономических, культурных, военно-политических… Ритуальные ссылки на византийские истоки не должны смущать сегодняшних историков права и простых читателей; древнерусская элита властвовала на иной почве, не могла игнорировать пространственно-временные и социальные координаты, механически копировать греко-римские нормативы;