Разберем теперь до конца вопрос о римских императорах и женщинах-друидках, как их взаимоотношения представлены в «Жизнеописаниях Августов». О первом случае пишет Элий Лампридий в биографии Александра Севера (208–235 гг., правил с 222 г.), убитого мятежными легионерами в Галлии: «Когда он проходил, женщина-друидесса крикнула ему по-галльски: “Иди, но не надейся на победу и не верь своим воинам!”» («Александр Север», 40, 6). О втором сообщает Флавий Вописк Сиракузянин в биографии Аврелиана (214–275 гг., правил с 270 г.): «Может быть, кому-либо кажется удивительным то, что Асклепиодот, как передают, узнал от Диоклетиана и сообщил Цельзину, своему советнику; но об этом будут судить потомки. Он утверждал, что Аврелиан обратился как-то к галльским друидессам с вопросом, останутся ли у власти его потомки. Те, по его словам, ответили, что в государстве не будет более славного имени, чем имя потомков Клавдия (II, прозванного Готским. – Е.С.). И уже есть император Констанций, человек той же крови, а его потомки, думается, достигнут той славы, какая была предсказана друидессами. Я включил это в жизнеописание Аврелиана потому, что такой ответ был дан самому Аврелиану на поставленный им вопрос» («Божественный Аврелиан», 44, 3–4).
И только теперь подходим к случаю, упомянутому Леру, вот подлинный фрагмент сочинения Флавия Вописка Сиракузянина: «Считаю любопытным и не слишком распространенным рассказ, который будет здесь уместным, относительно данного ему знамения ожидавшей его императорской власти. Дед мой рассказал мне то, что он слышал от самого Диоклетиана. Когда Диоклетиан, сказал он, находился в харчевне в Тунграх в Галлии, имел еще небольшой военный чин и подводил вместе с какой-то женщиной-друидессой итог своим ежедневным расходам, она сказала ему: “Ты слишком скуп, Диоклетиан, слишком расчетлив”. На это, говорят, Диоклетиан не серьезно, а в шутку ответил: “Буду щедрым тогда, когда стану императором”. После этих слов друидесса, говорят, сказала: “Не шути, Диоклетиан, ведь ты будешь императором, когда убьешь кабана”. В душе Диоклетиана всегда жила жажда императорской власти, и об этом знали Максимиан и мой дед, которому он сам рассказал об этих словах друидессы. Затем, заняв высокое положение, он стал смеяться над этим и перестал об этом говорить. Тем не менее на охоте он всегда, когда представлялась возможность, сам убивал кабанов. Наконец, когда императорскую власть получил Аврелиан, затем Проб, затем Тацит, затем и Кар, Диоклетиан сказал: “Кабанов всегда убиваю я, а лакомым куском пользуется другой”. Известен и широко распространен рассказ о том, как, убив префекта претория Апра, он сказал: “Наконец-то я убил назначенного роком кабана!” («вепрь», «кабан» по-латыни и есть «aper». – Е.С.). Все тот же дед мой рассказывал, будто сам Диоклетиан сказал, что у него не было никакой другой причины убивать Апра собственной рукой, кроме желания осуществить предсказание друидессы и сделать прочной свою власть. Ведь он не захотел бы с первых дней своей власти прослыть столь жестоким, если бы необходимость не заставила его прибегнуть к этому безжалостному убийству» («Кар, Карин и Нумериан», 14–15).
Впрочем, С. Пиготт остается, как всегда, при своем ехидном мнении, считая появление «друидесс» не традицией или закономерностью, как прочие авторы, и в первую очередь Леру, а безусловной деградацией: «Несомненно, статус тех, кого называли друидами, в позднейших текстах снизился и стал совсем неясным. По словам некоего сомнительного автора IV века (он пишет об этом в своем «Scriptores Historiae Augustae»