Вокруг костра сгрудились фигуры, не меньше пяти, но я чувствовал, что в темнота мог прятаться еще кто-то, исключать такого было нельзя. Они сидели вповалку, ленивые, полуголые, в жуткой смеси крови, пота и грязи, настолько покрытые слоем липкой вони, что их собственная кожа уже давно слилась с этим дерьмом. Они двигались медленно, размашисто, будто пьяные, но я знал, что это не просто алкоголь. Их глаза горели мутным огнем, а губы расползались в безумных ухмылках.

Пальцы дрожали, но не от страха или холода, а от ломки, от внутреннего пожара, который сжигал их изнутри. В одних руках были мутные бутылки с какой-то вонючей дрянью, в других – куски человеческой плоти, жирные, кровоточащие, с сырыми жилами, которые они лениво жевали, не обращая внимания на то, как изо рта стекает красная жижа, оставляя разводы на подбородках и шее.

Это был не просто пир.

Это было празднование падения, вырождение, демонстрация, что они уже давно перестали быть людьми.

Скребы.

Их тела были исполосованы шрамами, порезами, ржавыми спицами и металлическими обломками, вонзенными прямо в кожу. Так они защищались, но в то же время делали себя уязвимыми. Одиночный скреб не представлял большой угрозы – бешеное, но тупое животное. Однако в стае они превращались в нечто совершенно иное. Они бросались на жертву без раздумий, не чуя боли, наваливаясь волной, способной смести все на своем пути. Здесь, в этих туннелях, они жили стаями, убивали стаями, и пиры у них тоже проходили стаями.

Все они были исхудавшими, похожими на ходячие трупы, покрытые уродливыми шрамами. Один из них, видимо, недавно прошел через какой-то дикий ритуал – в его голову были вбиты несколько ржавых прутьев, торчавших наподобие короны. Свежие потеки крови еще не высохли, стекая по грязному лицу, но он улыбался, как будто это было его величайшим достижением.

Глаза всех собравшихся были безумными, пустыми, не выражающими ни мысли, ни осознанности. Гнилые зубы блестели в кривых ухмылках, а в каждой руке был зажат кусок человеческой плоти, из которого они жадно откусывали.

Я знал, что они пьют. Мерк. Местная дрянь, мутное пойло, что варят из падали, грибов и всякой хрени. Аналог самодельного самогона, только в сто раз хуже. Оно разрывает мозг, стирает сознание, делает тело нечувствительным к боли, а разум – сломанным навсегда. Моя Ил тоже делала самогон, но чистый, настоящий, не такую мерзость. Мысли о доме пронзили меня болью, но я быстро отогнал их.

Я сам загнал себя в эту ловушку, сам выбрал этот путь, неужели они не знают, что этот проклятый туннель, вот-вот начнет менять свою структуру, стирая все, что было до этого. Они либо настолько потеряли связь с реальностью, либо были слишком уверены в себе, но не выглядели обеспокоенными. Возможно, даже не осознавали, что до смены туннеля осталось меньше пяти минут.

Может, просто развернуться и уйти? Плевать на них, пусть продолжают жрать, пусть пируют, пока не обосрутся от своей дряни. Они в стельку, мозги уже давно уплыл и, вряд ли хоть один из них понимает, что происходит вокруг. Сейчас они не опасны. Сейчас они просто падаль.

Но что-то не сходится.

Я замираю, всматриваясь в пространство вокруг. Баррикады. Обломки металла сложены в подобие укреплений, горелка пыхтит стабильным пламенем, костер разгорелся не спонтанно, а явно давно, прогоревшая древесина выложена ровно, не разбросана, как после случайного пожара. На полу кое-где разложены старые тряпки, даже что-то вроде лежанок, грязных, пропитанных потом и кровью, но удобных.

Это место не похоже на временное логово, на случайный притон отбросов, которым все равно, где сдохнуть. Здесь жили. И, судя по всему, не собирались уходить.