– …а у вас, пожалуйста, митингуй – не хочу! Ого, а это кто такие? – кивнул Барий за спину Разуто.

Грабов склонился, выглядывая из-за редактора.

– Это Грумник и его ученицы. Они не танцуют, – тут же добавил он.

Тори работал на упреждение. Барий любил заканчивать свои редкие посещения «Глянца» небольшой вакханалией, что всегда было для скромного Грабова ударом и нервным переживанием. Но противостоять желаниям своего высокопоставленного товарища он не мог.

Карл улыбнулся переживаниям Тори, обернулся и посмотрел на столик в центре. Мелкий Грумник, владелец курсов «Гармоничного отображения», рассаживал рослых девиц, торопливо обхаживая их по кругу. При этом он восторженно оглядывал зал, как будто призывал присоединиться к его успеху – желающие прилично выглядеть в сети девушки возвышались над гуру минимум на полметра.

– Кто не танцует? – переспросил Барий. – Я про чудаков с крестами на роже! Вон, справа.

Редактор перевел взгляд правее. Возле столика Вальзовата и братьев Шокулей стояли двое молодых людей. Один из них стоял к редактору спиной и загораживал другого, поэтому, что у них на лице, видно не было. По виду обычные молодые люди, стояли расслабленно, даже как-то вычурно расслабленно – как будто в очереди за получением соцобеспечения, изображая при этом, что оно им не требуется.

А вот Вальзу Вазольвата они явно раздражали, и он уже закипал. Склонившись к ним через стол, он что-то грозно шипел, и только усилия братьев Шокулей, держащих его за плечи, не давали ему на них накинуться. Его оппоненты молчали. Вдруг стоящий спиной к редактору молодой человек развернулся и подчеркнуто лениво перешёл к соседнему столику. Его товарищ без всяких эмоций остался дослушивать Вазольвата.

Теперь было видно, что у обоих ярким широким скотчем были крест-накрест заклеены рты.

– Это, наверное… из группы, – потерянно протянул Грабов. – Но про VIP-зал мы не договаривались…

– Да уж, – усмехнулся Разуто. – На их аппетите ты кассу не сделаешь.

– Наркоманы, похоже, – бодро втиснулся между ними Калюжный. – Группы-то эти наркоманские? Отучают от употребления?

– Да нет… – начал медленно вставать Тори. – От сети…

– Это «Реальная жизнь», что ли? – хлопнул его по плечу Барий. Тори повернулся к нему. – Так какой это, к черту, хоспис?

– Я за политикой не слежу, – пробурчал Грабов.

– А причём здесь политика? Эти высоколобые вне политики, и да, к ним по приговору суда запросто. Я так и попал, – объяснил он Разуто, – за оскорбление инвалида. Как будто в сети понятно, кто из нас инвалид! Ну и тиснули мне на три посещения к реальности приобщения. Контора серьёзная, прикинь, я потом месяц статусы не обновлял! Во, видишь, – он показал пальцем на молодого человека, – как его качает, не знает, куда руки деть? Ещё бы, коммуникатор им запрещён, вот он и не понимает, куда себя пристроить.

– Тебе тоже рот заклеивали? – поинтересовался Разуто. – В чём смысл?

– Не было такого, – покачал головой Калюжный. – Может, в знак протеста? Или у них мозги набекрень.

Редактор с любопытством посмотрел на перемещения «лишённых коммуникатора». Отход одного из них сбил жёлчного Вазольвата с толку, он ещё пару секунд шипел, недоумённо провожая его взглядом, а потом так же недоумённо уставился на оставшегося. Братья Шокули ослабили хватку и теперь не знали, что с Вазольватом делать: то ли совсем отпустить, то ли продолжать удерживать. Оставшийся на месте продолжал стоять перед ними, с интересом эту сцену разглядывая.

Его товарищ остановился возле соседнего столика и уставился на посетителей. Сидевшие за столом преподаватели местного колледжа занервничали, начали оглядываться, старательно избегая смотреть на человека с заклеенным ртом. И только единственная дама за столом не смутилась и, подняв голову, чётко спросила: