Первый: Цель?
Офицерьё-три: Цель не ясна, этих гадов сразу блокируют. Все данные засекретили, вроде бы безопасность взяла на контроль. Целая группа приперлась.
Лирика-ноль: Нужно здесь все проверить!!! И стереть к псам собачим!
Запорожный: Не истери, экран погнешь.
Лирика-ноль: Да может, вы боты уже!!! Все!!!
Офицерьё-три: Кстати, первый признак – завышенные эмоции))
Запорожный: Проверим. Лирик, как тебя зовут в нашем узком кругу?
Лирика-ноль отключился от чата.
Офицерьё-три: Сломался)))
Офицерьё-три: Кстати, как я понял, есть ограничения по количественному составу чата. Если меньше десяти участников – проникновения не зарегистрированы.
Первый: И все же Лирик прав – так мы курить не бросим. Нужно искать альтернативу.
Запорожный: Легче сказать…
Первый: Новый обещал безопасную площадку. А пока озадачьте Бубна.
Офицерьё-три: Какой-то он мутный, этот Новый…
Первый: Нормальный. Снесите здесь все.
Чат закрыт, история удалена.
Вечером редактор поднялся на крыльцо общественного заведения с гордым названием «Частный клуб «Матовый глянец». Территория индивидуальности». Эта «территория» принадлежала старому другу Разуто Тори Грабову, также покинувшему столицу. Различия были в нюансах – причалом в мечтах Тори служил не абстрактный дом с водоёмом, а конкретный клуб, и именно на Второй Центральной. Конкретизация проекта позволила Тори добиться лучшего результата – пусть клуб был в разы меньше желаемого и не такой блестящий, как мечталось, но он был. А у Карла даже захудалого прудика не оказалось.
– Название дурацкое, – сравнял счёт Разуто ещё при первом посещении. – Как будто у тебя здесь вялый канкан в исполнении старушек.
– Этого тоже хватает, – грустно согласился Тори на ничью.
Непонятно отчего грустил Грабов – Карлу клуб в целом понравился. Далекий от столичных фантазий в технологиях развлечений, клуб был уютным и каким-то застывшим во времени. Грабов пытался обыграть эту винтажность и на волне цифровой контрреволюции решил сделать клуб местом живого общения – запретил съёмку внутри клуба и поставил глушители сетей, так что из «Глянца» невозможно стало даже позвонить. Результаты были неоднозначные – с одной стороны, посетители постоянно роптали и требовали доступа к мировой паутине, а с другой – как-то расслаблялись, что действительно частенько приводило к танцам на столах и другим забавным недоразумениям. Но главное – ходить не перестали, обеспечив клубу славу загадочного и веселого заведения. В выходные было не протолкнуться, и это при том что развлечения в социальные пособия, на которые в большинстве своём существовали горожане, никак не умещались.
– Вот мне у тебя дорого, – удивлялся Разуто. – Многие завсегдатаи тоже не богема. Чем ты их заманиваешь?
– Добротой и радушием, – не моргнув глазом врал Тори.
– Это понятно, – надменно кивал редактор. – Я и сам такой.
И с тех пор Карл стал приходить в клуб довольно часто, растворяя в коктейлях любое своё настроение – от недовольства погодой до удовлетворения от одиночества.
«Матовый глянец» занимал два этажа в добротном старом здании и состоял из набора помещений разной площади с атриумом по центру. Атриум делился барной стойкой на неравные части, называемые большим и малым залом. Помещения второго этажа выходили балконами на сцену большого зала, где проходили шоу из прошлого века – песни, пляски, выступления комедиантов. У Тори был большой выбор из местных талантов: или молодых, ещё стремившихся найти трамплин на большую столичную сцену, или уже бывалых, довольствующихся небольшим гонораром, включающим ужин. Но чаще всего сцену оккупировал племянник Грабова – Дарвик. Высокий, сутулый Дарвик был угрюмым молодым человеком, которого кроме «бренчания» и, по выражению дяди, «стихоложества» мало чего интересовало. Единственное место, где замкнутый племянник проявлял эмоции, была сцена «Матового глянца». Частые выступления сделали Дарвика узко популярным исполнителем, и местные завсегдатаи с удовольствием подтанцовывали его мелодиям и подпевали набору рифм.