– Молчи, а то убью…
Смотреть на эту сцену долго и без слёз было невозможно и все, сдерживая смех, стали понемногу тихо расходиться.
Когда ружпарк был убран, мы с Тюбиком, как ни чём не бывало, вошли в помещение.
– Где вы были? – заорал на нас Шланг. – Я тут за вас корячусь.
– Мо-ло-дец… – сквозь нескрываемый смех заржал Тюбик.
– Да, я вас спас от… отчисления из училища…, от трибунала…
Без слёз на нашего перемазанного героя в огромных мутных очках с роговой оправой смотреть было уже невозможно. Тут наконец-то появился наш младший сержант Колпак и толпа новых зевак, прослышавших о случившемся.
Младший сержант тут же отправил Шланга в душевую под дружный смех и шутки, а мы все приступили к проветриванию помещения.
Прошло немало дней, прежде чем со Шлангом все стали здороваться за руку. Но мамочкиным сыночком его уже никто не называл. Он прошёл своё нелёгкое крещение курсантского братства, за что его зауважали даже многие сержанты.
Рептилия
Наш боевой начальник курса в звании старшего лейтенанта придумал проводить подведение итогов с элементами соцсоревнования, чтобы всем нам жизнь мёдом не казалась. Надо отдать ему должное. Руководство училища его уважало, он всегда был чисто выбрит, наглажен, подстрижен, пунктуален. Офицерская форма на нём всегда сидела идеально. Его уставной чеканный шаг на плацу вызывал у нас уважение. Мы гордились нашим командиром, который выгодно отличался своей идеальной выправкой, спортивным телосложением и целеустремлённостью. Военная форма на нём сидела, как влитая, а шитые на заказ сапоги всегда начищены до блеска. Его требовательность была в рамках устава: суровой, но справедливой. Нецензурную брань мы от него никогда не слышали. Это был достойный уважения офицер-служака. Хотя некоторые его искромётные высказывания перед строем вызывали у нас неподкупную улыбку.
Нарушители воинской дисциплины его, естественно, боялись и недолюбливали, но своих полномочий он никогда не превышал, был отходчив, курсантов не гнобил, многим шёл навстречу. Его требования были законны и педагогичны. Его неимоверное трудолюбие, честность, порядочность и отсутствие вредных привычек стали для многих образцом и примером для подражания. Злопыхатели придумали ему прозвище «Пася». Наверное, от слова «пастух». Он действительно нас оберегал денно и нощно как хороший пастух, который добросовестно следит за своим стадом. Его «паства» была немногочисленна, где-то порядка 160 человек, но беспокойство она доставляла ему немалое. Из-за нас ему частенько доставалось от начальства, но он как-то умудрялся всегда находить выход.
– Лучше всех за эту неделю подметала плац училища четвёртая учебная группа, а хуже всех третья группа, – вещал Пася перед строем. – Лучше всех заправляет койки вторая группа, а хуже всех – опять третья группа. Прошу Вас, командир третьей учебной группы, навести наконец-то уставной порядок.
– Есть! – пробасил Молоток, и по спине у нас пробежал холодок.
Начались изнурительные инструктажи и гонения за малейшие оплошности без принятия во внимание каких-либо причин.
Однажды нас в очередной раз за час до подъёма погнали подметать плац училища. В это время Львов накрыла золотая сухая осень и листьев лежало вокруг неимоверное количество. Прохладный ветер гонял их по всему плацу и требовалась некоторая сноровка, чтобы успеть до очередного порыва ветра подмести в кучу листья, пересыпать их на носилки и отнести в контейнеры для мусора. Плац был огромным, времени на его уборку отводилось чуть больше получаса, поэтому всё делалось бегом в режиме «ошпаренного кота». Тем более, что за некачественную уборку нам всем грозило лишение очередного городского увольнения. А это было весьма суровое и действенное наказание.