– Так, это не то… Это тоже не то… А это откуда, интересно? Вот! Нашел! Держите, оберягер, – интендант вручил Курту какой-то тюк и начал спускаться. – Как ботинки? Подошли?

– Как на него шили, – совершенно искренне ответил Бюндель. Ботинки и впрямь сидели на ноге как влитые.

– С таким глазомером стоило идти в снайпера, – хмыкнул Зюсс, забирая тюк обратно и вываливая из него вещи на стол. – Жаль, что когда я стреляю, опасность грозит кому угодно, кроме врага.

В течение четверти часа Генка стал счастливым обладателем двух комплектов униформы, нескольких – как-то не додумался он посчитать, скольких именно, – комплектов белья, форменного кепи с альпинистскими очками, егерской куртки, ранца, лопаты, ножа, каски, альпенштока, фляги, ремня с портупеей и кучи разной полезной мелочи.

– Ну-с, вроде все, – Зюсс внимательно осмотрел выданное. – Кажется, ничего не забыли. Вот, пускай распишется за получение.

Бюндель подвинул накладную к Генке:

– Подпьисывай, парьень, – сказал он.

– А… что писать-то?

– Как что? Имья и фамилию – Гейнц Гудериан.

Северная Турция,

дорога между рекой Кызылырман

и городом Чельтек

15 марта 1940 года, 19 часов 01 минута

Пара турецких PZL P.24C сделала левый поворот и направилась на юго-запад, вдоль русла Кызылырмана. Генка проводил аэропланы тоскливым взглядом и, тяжко вздохнув, пробормотал под нос:

– Что? – спросил шедший рядом Курт. – Я не понял.

– Это не по-русски, это по-украински, – отозвался парень. – Стихи.

– Да? И о чем?

– О том, что людям летать хочется, – вздохнул Гена.

– Это правда, – согласился Бюндель. – Я не прочь летать. Или хотя бы ездить, потому что ноги уже отваливаются.

Генка снова вздохнул. Хотя половину сегодняшнего марша он и проделал в телеге, но тоже сильно устал.

Нет, жаловаться на жизнь он не собирался. С чего бы жаловаться-то? Подобрали, выходили, кормят от пуза, одежду, вон, новую дали. Да какую! Ребята из интерната удавились бы от зависти – настоящая военная форма, с всамделишними нашивками и значками, каска военная, ранец, а обувь такая, что ему и не снилась раньше: прочная, удобная и красивая. Ну, сказали, что будет по хозяйству помогать, так он, Генка не барчук какой, нахлебником быть не привык. Ребята в роте веселые, он их уже немного понимает. Подшучивают над ним, конечно, смеются, когда он по-немецки пытается говорить, но все это без злобы, без раздражения. Прям как будто старшие братья. Целая рота старших братьев, ага.

В казарме их и впрямь встретили весело, с хохмочками и улюлюканьем.

– Герр Стетоскоп, вас назначили нянькой?

– У-у-у, братцы, пополнение прибыло. Зверь! Теперь точно англичан и французов разобьем!

– Господа, есть предложение назначить новичка пулеметчиком.

– Что, пулеметчиком? Такой богатырь целую горную пушку утащит без проблем!

– Все б вам зубы скалить, козлы горные, – прервал бурю эмоций оберфельдфебель Рольф Фишер, выразительно нахмурив косматые брови. – Пока мы его русским вернуть не сможем, он считается полноценным бойцом Вермахта, и спрос с него будет такой же, что и с вас.

– Что, и по физподготовке тоже? – изумился фельдфебель Шварц и с озабоченным выражением лица потрогал лоб товарища ладонью. – Так и есть, горячечный бред.

– Физподготовка это дело наживное, а вот форма у бойца должна быть в порядке! – отрезал оберфельдфебель. – Всё в человеке должно быть прекрасно, особенно подворотничок, состояние вверенной амуниции и строевой шаг. Взвод, слушай мою команду! Привести кандидата в егеря Гудериана в надлежащий вид и рассказать смысл основных команд! Срок исполнения – до обеда. Потому что после обеда у нас ревизия того, что мы забыли в казармах, с последующей загрузкой забытого в гужевой транспорт. Приступать.