– Брось, Петро, – говорит Беломар, – двор чисто выметен, ничего не найдешь.

Петро не отвечает. Вдруг из кучи металлических стружек он извлекает нечто. К нему спешит бывший конник по прозвищу Кронштадт.

– Ну что там, Кронштадт?

– Капуста.

– Много ли?

– Эскадрон.

– Хорошая?

– Комсоставская.

Адам смял газету и, мигнув мне, бросил под верстак. Улучив момент, я поднял ее. «Deutsche Allgemeine Zeitung»278. После ужина переводил ее ребятам и по-своему комментировал. Неожиданно вошел Самурай. Я не успел спрятать.

– Газета. Кто тавай?

– Нашел в альтпапиркорбе.

– Пошему?

– Курить, раухен.

Оторвал клочок, вытряс пыль из кармана и стал скручивать цигарку.

Водили в энтляузунганштальт. На сей раз почти каждый взял с собой торбочку. Куча мусора оказалась на том же месте. Как обычно, набросились на нее. Осторотенко посчастливилось выудить кость. Другой бы утаил от товарищей, а этот просиял и стал размахивать ею над головой.

– Ребята, гляди: мясо нашел!

Кинулись к Остротенко279, чтобы вырвать из рук лакомый кусок, но счастливчик вовремя отбежал в сторону. Обласкав добычу нежным взглядом, он начал глодать ее на зависть всем.

– Как вкусно, хлопцы! Эх, давно я мясного духа не чуял.

Удачливее всех Вареник: он нашел большую банку, набитую каким-то густым жиром.

– Добрый жир, хлопчики. Теперь заживу.

И я запустил руку в кучу и вытащил толстенную книгу большого формата. Это комплект журнала «Die Woche»280 за 1885 год. Теперь надолго хватит чтива.

Сунул книгу в Плаксунову торбу. Там килограмма 4 лушпаек. Плаксун рад, как ребенок конфетке.

– Вместе будем варить, Георгий.

Несли торбу по очереди.

Вареник продал и обменял часть жира. Взял у него и Беломар. Поев этого жира вместе с вареными лушпайками, он чуть не кончился.

– Ей-богу, Георгий, это какая-то отрута281. Ведь так недолго отдать концы.

А Вареник ест да похваливает:

– Ешь, Беломар, поправляйся. Добрый жир. Такого бы нам побольше.

– Дайте-ка посмотреть, что за жир.

Вареник протягивает банку из белой глины. Внутри – светло-коричневая жирная масса. На этикетке: «Salbe, für äusseren Gebrauch»282.

– Ну что, Георгий?

– Ничего…

– Значит, добрый жир – можно пользоваться?

– Вполне. Это лучшее средство от чесотки283.

– Ну ви гут?284

– Прима, Фриц, вундершен285.

– Зо?286

– Яволь287.Так нам хорошо, так расчудесно, что до Нового года все подохнем здесь.

Фриц смотрит mitleidig288 и качает головой.

– Знаете, Шош, если победит Россия, вы вернетесь домой. Но если верх возьмет Германия, родины вам не видать.

Конечно, это истина. Кто же станет ее оспаривать? Однако слова Фрица чуточку меня покоробили. Собственно, не сами слова, а тон откровения, прозвучавший в них. Дескать, ты не совсем отчетливо представляешь это, потому что русский! Вот Фриц Штайнбрешер хорошо понимает обстановку, ибо он немец.

Многие немцы заражены идеей превосходства германской нации над другими народами Земли. Зараза проникла даже в умы антифашистски настроенных рабочих. Нет-нет да и сорвется у них с языка:

– Чистоплотнее немца нет никого на свете, умнее тоже. Немецкий рабочий – самый трудолюбивый и высокопроизводительный рабочий в мире.

Геббельс и Лай289 играют на этой струнке.

Скрипнула дверь, ведущая из конторы в цех.

– Руе, шеф киммт290, – шепчет встревоженный Педа по прозвищу Сакрамент (у него с языка не сходит «Sakramento noch emol»291, поэтому мы дали ему эту кличку).

Немцы истово застучали молотками, засуетились около своих рабочих мест.

В цех вваливается туша, именуемая «Хер шеф Кишлер»292. Это высокий старик с оплывшей мордой, толстыми ляжками и гомерическим брюхом. Он едва влачит свои телеса, опираясь на суковатую палку.