– Хорошо, – Мира нахмурилась. – А почему ты хочешь познакомить меня только с отцом?

– С мамой тоже хочу. Но она с моим отчимом живут в Амстердаме.

– А ты там что, персона нон грата?

Его улыбка неуверенно дёрнулись и за секунду сложилась в сплошную пародию на неё. И опять возник уже знакомый страх на лице, будто вот сейчас Мира всё узнает, и случится конец этого мира.

– Нет. Просто не хочу возвращаться туда.

– Долго там не был?

– Три года.

– Ты не виделся с матерью три года?

– Она приезжала сюда.

– А сам не планируешь съездить в родной город?

– Однажды.

– А сейчас почему нет?

Голос всё больше обрастал бронёй насторожённости: Теодор предсказуемо готовился к обороне. Нападай, а не защищайся, – посоветовал он ещё в шахматах. Мира накрыла его ладонь на краю ванны.

– Потому что там умерла твоя девушка? – тревога липко поползла по её коже.

– Не только. Там прошёл непростой период моей жизни.

Вернуться в место, где испытал ужасное – значит, попасть под лавину воспоминаний. Пройти их шаг за шагом, заставить закостенеть, чтобы они больше никогда не имели над ним власть. Это хорошая терапия. Очевидно, Теодор к ней ещё не готов.

– Ты сказал, её убили незнакомцы. Прости, что я спрашиваю… Но их нашли? Они получили по заслугам?

Теодор помедлил. Затем бездушно сказал:

– Она была с ними знакома. И да, они получили своё.

С каждым словом он всё больше замыкался в себе. Мира хотелось вытащить на поверхность всю его боль, дать ей сдохнуть без подпитывающей оболочки тела. Вместо этого она должна делать вид, что имунна к их разговору, словно он беспокоил её не больше болтовни о погоде.

Ты никогда не пересечёшь океан, если не наберёшься мужества потерять берег из виду.

Мира погладила Теодора по брови, привлекая к себе внимание.

– Так, значит, «Оскар». У твоего папы есть целый «Оскар».

– Нет, я пошутил.

– Чего?! – от возмущения Мира выпрямилась.

– Это была шутка.

– Шутка – это когда смешно, Теодор!

– По-моему, смешно.

– Не очень!

– Тогда почему ты смеёшься?

– С абсурда.

– Неважно. Это уже частность, – Теодор остался довольный собой. Такая оптимистичная вера в бесподобность своего юмора даже вводила в ступор. – Ты была в Амстердаме? – взгляд с еле скрываемым ликованием метался по лицу Миры.

И снова он сам вернулся к этой шаткой теме. Хороший знак.

– Нет. Европа для меня началась с Португалии. На ней же и закончилась. Не знаю, почему я заодно не проехала соседние страны. Я бывала только в аэропортах, но это не то.

– У тебя ещё будет шанс объездить Европу. Когда я называю тебя жаркой, как Тоскана, я хочу, чтобы ты понимала, о чём речь, – Теодор поцеловал её влажную шею. – Но сначала Амстердам. Это самый красивый город на земле. Тебе понравится. Однажды мы там побываем.

«Однажды» после всего произнесённого звучало как «никогда».

Амстердам – всего лишь единственная точка на земном шаре. Маленькая точка, которая, однако, управляла им издалека.

– С кем ты празднуешь Рождество?

Теодор пожал плечами.

– Ни с кем.

– Ты останешься один?

– Пустяки. Найду занятие. Работа. Спортзал. Выставки, которыми пренебрегал. Не волнуйся обо мне.

– А твои друзья? – Мира не просто не была знакома ни с кем из приятелей Теодора. Она о них даже ни разу не слышала.

– У меня нет. Откуда у психопатов друзья? – улыбаясь, он пропустил значительную паузу. – Мои друзья остались в Амстердаме.

Всё застопорилось на Европе. Как прокажённая дыра, которая пугала его, не позволяла даже приблизиться к себе.

– Ну, а просто приятели?

– Здесь у меня нет никого, с кем бы хотелось что-либо праздновать. Я много времени провёл наедине с собой, ни с кем по-настоящему не сближался. Работа, развлечения не в счёт. Ты спросишь, а как же БДСМ-тусовка. Там я тоже ни с кем не завязывал близких отношений. В своё время я задержался в ней, потому что люди спрашивали обо мне. Говорили, я хорош. Это место прекрасно тем, что там можно быть собой. Или не быть собой – смотря что тебе необходимо. Все подчёркнуто нейтральны друг с другом. И всем плевать, кто ты есть на самом деле. Главное, кто ты здесь и сейчас.