Она оценивающе потрогала готовый пучок на затылке.

– Спасибо.

Теодор закатал рукава своей рубашки и, взяв мочалку из морской губки, промокнул её. Его ладони оказались так близко к обнажённому телу под водой. У Миры закружилась голова. Как в чёртовый первый раз.

Даже мочалку Теодор намыливал со свойственной себе утончённостью.

– Дай мне руки.

Мира вопросительно уставилась на него.

– У тебя на пальцах пятна от чернил.

– А, да. Издержки учёбы, – она протянула ему ладони.

Он вымыл её пальцы, добавив немного обещанного массажа. Затем поднялся к плечам. Сосредоточенный, как если бы выполнял ювелирную работу. Теодор всегда бывал задумчив, словно в его мозге есть место, отвечающее за перманентную мысль, которую ни в коем случае нельзя отпустить. Иногда его задумчивость напряжённая. Иногда беззаботная. Или как сейчас – мечтательная.

Он действовал раскрепощённо. А вот Мире казалось, это одна из их первых встреч. Только Теодор закономерно продвинулся в их отношениях дальше, а её почему-то швырнуло в самое начало. Она и не думала, что когда-либо вернётся к своему прежнему смятению, которое испытывала рядом с Теодором в первые встречи. И вряд ли он не замечал эти странные исходящие от Миры колебания и холодок, но воспитанно помалкивал, давая девушке необходимое время.

Мира рассматривала его лицо вблизи. Его брови, слегка вздёрнутую арку Купидона на губах. В её голове вдруг словно зажглась лампочка: я толком не знаю тебя – вот в чём дело. Вот, что её так смущало теперь. Мира привыкла идти напролом, а не крошечными шажками. И очень скоро ей станет этого мало – ей потребуются ответы и правда. И неясно, когда она получит их и получит ли вовсе. С Теодором долго придётся вымерять слова. Позади он оставил что-то очень болезненное, каждый вопрос мог стать для него триггером, а Мире не хотелось причинять ему боль и заставлять проходить через страдания снова.

Нельзя сказать, что раньше неразбериха не вставала проблемой. Но сначала они с Теодором только знакомились, и Мира предпочитала сразу не лезть к нему в сердце. Затем она отвлеклась на экзамены. Сейчас же время полностью предоставлено им. Мира ощутила страх, нечто похожее на ответственность. Она почти не знала Теодора, но уже что-то испытывала к нему. И однажды это может дорого ей обойтись. Стоило ли позволять расти чувствам к такому малознакомому человеку? Может, Теодору и комфортно вместе помолчать, но Мира так не умела. Ей горячо необходим серьёзный взрослый разговор. Но чем больше проходило времени, тем хуже выглядели варианты вопросов, которые Мира могла бы озвучить. Дело не в отсутствии смелости или подходящего момента. Они с Теодором не раз говорили друг другу откровенные вещи, но это всегда была околосексуальная игра. К тому же, в те моменты Мира словно отделялась от своего тела, наблюдала за собой, как за другой девушкой со стороны. Той было позволено всё.

– Что-то не так? – заметил Теодор, как Мира подозрительно притихла.

– Нет. Просто ты и правда странный.

– Я веду себя как психопат из артхаусного кино?

– Немного.

Теодор задумчиво усмехнулся, опустил мочалку в воду и ополоснул мыльную ладонь.

– Извини, я не собирался тебя пугать. Ты завтра уезжаешь, и пока ты здесь, я пытаюсь урвать с тобой каждую минуту.

Стало быть, ему угодили прямо в совесть. Испытав укол досады, Мира схватила Теодора за запястье.

– Останься. Пожалуйста, – она достала мочалку из воды. – Продолжай.

– С красивой женщиной трудно спорить. А с красивой голой женщиной – вдвойне сложнее.

Мира была уверена, её лицо стало пунцовым.

Теодор снова вернулся к своему занятию. Особое внимание он уделил груди. На завуалированные насмешки Миры он не реагировал. Теодор смыл пену с грудной клетки, провёл мыльную дорожку посредине. Снова стёр, любуясь. Затем, привстав, перешёл на спину. Перед лицом Миры теперь маячили его бёдра. Недолго думая, она потянулась к ширинке. Возможно, сейчас нет ничего проще, чем разрядить обстановку. Она сдвинет происходящее с мёртвой точки и её сердце перестанет так шуметь.