– На хрен. Позже. Позже. Потом.
Трижды за вечер.
Он раскинул конечности Миры в стороны и устроился между её ног. Игра Теодору отчего-то надоела. Или показалась лишней. В этот момент он хотел наслаждаться откликом своей партнёрши. Вколачиваться в податливое тело. Наблюдать порочным взглядом, как исчезает внутри него дюйм за дюймом.
– Двигайся, как тебе хочется, – нависнув сверху, сказал он.
Всё вокруг сузилось до ощущений от веса его тела. Мира сомкнула щиколотки на пояснице Теодора, а руки – на его шее.
– Моя нежная, – на контрасте с жёстким темпом прозвучал ласковый шёпот в губы.
Он вдруг вырвался из неё, заставив ахнуть от резкого ощущения покинутости.
– Что ты делаешь? – Мира встала на локти, но, потеряв равновесие, тут же грохнулась обратно на спину.
Теодор изящно прогнулся в спине. Лопатки его смотрели вверх, черноволосая голова склонилась к паху.
– Что ты…
Рот его теперь ласкал там, где только что побывал его член. Знакомые волнообразные и подманивающие движения, взмахи мягкого, плоского, упругого языка чередовались с редкими поцелуями. Теодор заставил принимать каждое прикосновение. Мира вытянулась, издав хныкающий звук. Тело мелко содрогнулось от мощного прилива. Теодор не остановился, пока Мира не обмякла в его руках. И только потом снова навис над ней и глубоко толкнулся внутрь. Сердце Миры стучало в горле. Колени соскальзывали с влажных мужских ягодиц от каждого толчка. Скопившееся внизу живота остаточное удовольствие вынырнуло на поверхность в тот момент, когда бёдра Теодора замерли и задрожали.
***
Два тела образовались в позе инь-янь. Кожа была липкой, а простынь неуютно остывала. Даже лёгкие прикосновения вызывали у Миры протесты.
– М-мх, – недовольно промычала она.
– Больно?
– Нет.
– Ты под напряжением, как оголённый провод?
– Да. У меня ноги до сих пор дрожат.
Теодор невесомо поцеловал её колено. Только что он вертел ей, как ему вздумается, а теперь, как прежде, смотрел с придыханием.
– Душа твоя – коварная сирена.
– Разумеется, во всём виновата я, я тебя соблазнила, да-да.
Сиротливо валяющаяся на полу распорка притягивала взгляд.
– Почему эта штука находится в твоей спальне?
– Заготовлена заранее. У меня были на тебя планы.
Вскоре Теодор устроился за спиной Миры и, обняв её, зарылся носом в запутанные волосы.
– Я вся мокрая и липкая.
– Да. И пахнешь мной.
– Это мне подходит, потому что ты пахнешь изумительно, – повернувшись в его руках, Мира забросила на бедро Теодора ногу. – Ты пахнешь… хм, кожаным салоном дорогого авто, глянцевыми страницами нового журнала… И немного грейпфрута.
– К сожалению, не я, а «Том Форд».
– Нет. Это ещё и ты. Не смейся, я упражняюсь в литературности.
– Я польщён. Мой запах ещё никто так высоко не оценивал. И всё же это просто парфюм.
– И всё же я останусь при своём мнении.
– Как и обычно.
Какое-то время они молчали. Теодор гладил её волосы. У Миры сил не осталось, поэтому она обводила лишь взглядом его нос, губы, выточенную линию челюсти.
– Прости за сегодня. Я не хотел быть грубым.
– Я хотела, чтобы ты был груб.
– Речь не об этом. А о том, что я наговорил тебе.
– Зато наконец-то сказал всё, что думаешь.
– Неважно, что я думаю. Ты такая, какой пожелаешь быть. И никто не в праве тебе указывать.
– Да. Поэтому меня твои оскорбления не задели.
– Всё равно. Я не хотел грубить.
– Хорошо, – Мира нажала губами на его подбородок. – Ты уже достаточно попросил прощения.
– Значит, всё в порядке? – изумился Теодор.
– Конечно. Извинения приняты. Почему тебя так это удивляет?
– Ты всегда меня удивляешь, – привычный недоответ.
После душа Мира собирала разбросанную по дому одежду. Теодор любезно предложил помощь. Но взамен одеваться ей пришлось под его пристальным, почти маньяческим присмотром. Едва Мира собиралась надеть бюстгальтер, Теодор отобрал его. С невозмутимостью он помог Мире натянуть блузку на голое тело.