– Иди ко мне, – её пальцы расстегнули пуговицы его рубашки, пробрались между полами.

Теодор припечатал Миру всем корпусом к стене. С молящим стоном она выгнулась под ним. Тело трясло, пыталось понять, что только что произошло, что происходит теперь.

– Ты злишься, я злюсь, – её взгляд плыл, она почти ничего не видела перед собой. – И есть способ это уладить… Иди уже ко мне.

– Я не злюсь на тебя. Не на тебя.

Рука легла на пояс брюк Теодора. Справившись с застёжкой, Мира пробралась под резинку белья, где уже было горячо и тесно.

– У секса нет свойства отменять все негативные события, – каждое его слово звучало отрывисто, ломко, – поэтому нельзя им заменять разговор, м-м-мх. Ай, да к чёрту… – Теодор глубоко поцеловал Миру, но тут же оторвался от её рта с сексуально-вкусным звуком. – Всё. Мира. Всё, – он сжал запястье её ритмично двигающейся на нём руки.

Попытки заземлить их обоих выходили неубедительными. Пресекающие касания Теодора превращались в неласковую хватку. Эмоции от ссоры ещё не улеглись в нём, и свою силу он пока не контролировал. Теодор так крепко сжимал и перехватывал, сам не осознавая, что именно это Мире и нужно сейчас. Она надеялась, не только ей.

– Давай. Ты ведь тоже хочешь. Я тебя чувствую.

– Мы не готовы сейчас играть.

– Вот именно. Это не игра. Всё по-настоящему, мы оба не притворяемся. Мы в самом деле под адреналином. Злость хочет на поверхность, дай ей выплеснуться. Порывисто, резко, сильно. Жёстко. Позволь ей.

– Остановись, – теперь он держал её руки по швам.

Мира призвала на помощь всё терпение и расслабилась. Удивлённый её неожиданной покорностью, Теодор даже ослабил хватку.

– Хорошо. Как скажешь. Я здесь делаю то, что хочешь ты. А теперь дай ещё один повод подчиниться тебе.

Мы хотим одного и того же, мы обязаны хотеть одного и того же, я не могу так крупно ошибаться.

– Задай нашим эмоциям верное направление. Ты ведь умеешь, ты должен уметь, – шептала Мира на ухо Теодору. Адреналин в крови действовал не хуже любого наркотика и вина. – Заставь тебя умолять. Или заткнуться. Или молча изнемогать под твоими руками и губами. Будь быстрым. Или недостаточно, чтобы я просила «пожалуйста, пожалуйста», – она использовала момент, когда сексуальное напряжение набирает обороты, а происходящее достигает запредельных масштабов. И её роль – подливать масла в огонь, но не делать первый шаг. И это сработало. Теодор толкнул её вглубь комнаты. Не выпуская Миру из поля зрения, он то и дело зажимал её в углах коридоров. Целовал дико, настойчиво, сбрасывал с них обоих одежду, в которой стало тесно, которая пропиталась злостью. Мира ощущала себя невесомой тряпичной куклой – так ловко ею управляли.

В спальне Теодор снова схватил её за плечи.

– Ты вся дрожишь, я не уверен, должен ли…

– НЕТ! – Требовательный почти вопль, – Я просто волнуюсь, я всегда волнуюсь, но именно это моя любимая часть. Волнение усиливает эмоции. И это его главное достоинство, – Мира прижалась всем телом к Теодору. – Я тебе доверяю, – она лизнула горячий кончик его уха, – ты всё сделаешь, как надо.

Я заявила так ещё в первую встречу и уверенна в этом до сих пор: «Я не знаю, что мне хочется, и не уверена в том, что мне нравится. Но я хочу, чтобы ты вёл меня». Безответственная легкомысленная девчонка, так ты сегодня сказал? Я лишь тянусь всем своим существом за пьянящим волнением. Только оно так действует, только оно потом рассыпается на множество ярких, как вспышки, эмоций.

Мира вся вибрировала от предвкушения и возбуждения. Дыхание – тяжёлое, практически судорожное – срывалось на тонкие стоны. Она понятия не имела, как справилась с остатками одежды. Её суетливые руки даже помогли раздеваться Теодору. Он смотрел бешеными, чёрными из-за расширившихся зрачков глазами.