– Вставай. Иди вперёд!

«Что?» – непонимание взорвало мозг. Солдат говорил с акцентом. Странно, потому что другие так же, похоже, иностранцы. Я услышал английскую речь и почему-то радости от прихода так называемой помощи не испытывал.

Со стороны пятиэтажек солдаты вели группу наших ребят с поднятыми вверх руками. Выстроили возле покосившегося ограждения. Ничего не понимающие люди переговаривались, а у меня появилось неприятное чувство, что эти вояки тут неспроста.

– Мы ж свои! – выкрикнул один из мужчин. Я его знал, но как зовут, не вспомнил.

Солдаты говорили между собой на английском, и я, вслушиваясь в их речь, понял, что они собирались тут устроить лагерь. Местные им не нужны. Чёрт. «Как же Ваня и Нюта?» – промелькнула мысль.

Огляделся, увидев Одноглазого, которого вели к группе, как я посчитал пленных. Антоха без собаки. Неужели пристрелили Пряника? Вопросы задавать сейчас опасно. Неизвестно, что на уме у чужаков. Дуло автомата больно врезалось между лопаток. Я обернулся со словами полегче и тут же получил прикладом в лицо. Искры аж полетели из глаз.

Внезапное решение шальной мыслью заставило действовать. Вырвал из рук солдата оружие. Сорвал гранату с пояса, но не успел бросить её, упал с простреленным плечом, «хаттабку» ловко подхватил вояка и швырнул поодаль от своей группы в сторону дома. Нацелил на меня снова автомат и проговорил на ломаном русском:

– Вставай, русский. Пристрелю!

– Ладно-ладно, – примиряюще я поднял правую руку, левая повисла плетью. Пуля прошла навылет, а в голове билась отчаянная мысль, – «где же Ванька и Нюта? Что если…»

Размышления оборвала автоматная очередь и визг Пряника. Товарищи, пусть я и ругал их, называя лентяями и алкашами, один за другим падали у стены хозблока прошитые пулями.

Безысходность ударила в спину, и я ринулся в заросли парка, в высокую траву. Пули шальными пчёлами летели вдогонку. Жужжали, но ни одна тварь не ужалила. Что-то спасло меня. Спрятало и благословило. Я петлял между ржавыми остовами автомобилей, пока не провалился в яму.

Сердце ухнуло, под ногами затрещали доски. Полетел вниз, но приземлился на что-то мягкое. Что оказался на дне старого высохшего колодца, понял не сразу. Возможности выбраться самостоятельно, нет. «Не дай бог сына и дочку отыщут», – ныл, словно зубная боль страх поселившийся внутри. «Оба дерзкие, не терпят несправедливости. А может, схоронятся, выждут? Поймут же, что силы неравные». Как же выбраться? Снова звуки выстрелов. Я всё думал, ищут меня или решили бросить это занятие? Просидел до темноты, и когда она запустила чернильные щупальца на самое дно колодца, стало холодно и сыро.

Пора выбираться. Смотрел в клочок тёмного неба виднеющегося со дня колодца маленьким и круглым. Хорошо ноги не переломал. Рука мозжила. Пуля прошла навылет, и я сделал перевязку, как только наверху стихла стрельба. Хорошо пострадало левое плечо, правая рука рабочая и пока у меня есть пистолет. К счастью эти ублюдки не увидели ствола, спрятанного под рубашкой.

Ночь холодная. Через несколько часов понял, что замёрз, как собака. Самостоятельно не выберусь. Подыхать не хотелось. Но что делать? Стены колодца выложены из кирпича. Если б помог кто, но что, если вояки всех в городе перебили? Снова заныла паскудная мысль, как там дети, что с ними. Я теперь у них за папу и за маму. Им жить и жить ещё, а тут эти солдафоны. Что надо им здесь?

– Эй, Дэн. – Тихий окрик знакомого голоса, как спасительный круг. Именно сейчас я рад услышать даже дружка Нюты. Звали его Никита, а так все кликали Ником. – Живой?

– А тебе что? Ко мне хочешь? – насмешливо спросил пацана.