Я кивнул. А Ник сказал, что Лена велела сделать укол мне. Недоверчиво спросил парня, разве он умеет. Но пацан велел мне закатать рукав. Нютка тоже говорила, что Никита всё умеет, глянул на неё, видимо, слишком сурово, и дочка замолчала.

– Отец, я знаю, ты не особо любишь Ника, – вдруг подал голос Ванька, – но он хороший, честный, просто ты боишься за нас, но это зря.

Улыбнулся ему и, отвернувшись, повернулся к новоиспечённому доктору левым плечом.

– Давай. Только чтоб не больно. Главное не стать ходячим.

Линь, крякнув, рассмеялся, а Нютка засуетилась у печки, подбросила пару поленьев и, набрав из баклажки воды, поставила чайник. Чай стал редкостью, а название посуды осталось. Чаще пили кипяток, да травяные настои. Кофе вообще остался воспоминанием о былом. Если каким-то чудом его получалось достать, то обычно бодрящий напиток из прошлого обменивали на необходимые вещи настоящего.

Запасов тут и правда, хватало. Но засиживаться не хотелось. После чудодейственного укола полегчало, что радовало. Выбравшись из убежища, решили сначала обойти каждый дом. Помочь выжившим, уничтожить оживших мертвецов, из пустующих домов забрать припасы и, если повезёт оружие.

Городок наш небольшой. В полуразрушенном посёлке городского типа перекрыли улицы, оставив всего один квартал. Его и смогли оцепить от нападений мертвецов – плохо, порой безалаберно, но хоть как-то. Отыскали мальчишку тринадцати лет, вспомнил его, сын местного оружейника. Спросил Макара, что с отцом. Ответил, что как вчера в лес утром ушёл, так и не вернулся. Жаль будет потерять мастера, но я надеялся, что он, как и Одноглазый засели где-то в посадках и скоро вернутся в город.

Семёновна жила в самом дальнем домике. Строение покосилось, и я несколько раз латал ей крышу. Бабушка она хоть и не девочка, но из разряда тех, о ком говорят – сзади пионерка, спереди пенсионерка. Сухенькая и юркая, наверняка поэтому и выжила. Ручки, как паучьи лапки, в прошлом массажисткой работала. После распространения вируса, лечением травами занялась и, скажу вам, успешно. В любой колонии медик на вес золота, как стрелки и механики. Порой просил Семёновну обучать молодёжь. Говорю: «Ты, бабка не вечная, уйдёшь, кто нас собирать по косточкам станет?». А она по обыкновению подбоченится, через левое плечо плюнет и скажет: «Типун те на язык, Дениска, я помирать не собираюсь. У меня на роду сто лет написано». Я-то, ясное дело, с ней спорить поначалу пытался, потом понял, что бабка он своенравная и без толку говорить с ней. Пусть живёт подольше.

Вылез из погреба Винт, здоровенный детина. Я спрашиваю: «Чего схоронился»? А он, тупо улыбнувшись, ответил: «Стреляли». Большой парень, годков двадцать пять ему. Силы много, а вот умом бог обделил. Хотя помогал всегда, исполнительный малый. Переболел после начала эпидемии менингитом, вот и стало у него с головой не алё. Бывало за башку схватится и бежит домой, а там дурниной плачет. Мамку, папку зовёт. Жалко его.

Окинул взглядом оставшихся в живых жителей посёлка и вздохнул. То дети, то бабы, то слабоумные. Вот чёрт. Куда ж их деть? Будем перевоспитывать, подтягивать в науках. Я глянул на Никиту. Среди нас мы с ним единственные боеспособные люди. Ленка кашеварила больше, Ванька ещё ребёнок. Насчёт Макара сложно сказать, в тринадцать лет мы раньше многое умели. Эпоха гаджетов сделала детей похожими на тепличные растения, инфантильными и полагающимися не на себя в важных вопросах.

– Короче товарищи, – обратился я словно на партийном собрании к оставшимся горожанам. Мне сорок восемь и времена Советского Союза ещё застал, помнил. Вздыхал порой, что если б не развалили страну, не докатились бы до зомби апокалипсиса. – Коллектив у нас не простой, но постоять за себя все должны уметь. Я никакой не лидер и никогда не стремился командовать, Но сейчас решать вам…