С назначением референта трудоустройство, а, следовательно, и благополучие граждан Солерно формально оказалось во власти человека по фамилии Торк. Из неназванного, а потому пользующегося безграничным доверием людей источника стало известно, что своим директорством Бенджамин Торк обязан лично канцлеру.

Среди сотрудников управления занятостью, больше остальных боявшихся потерять доходные места, поползли слухи, что милитарист Зигфрид Бер не случайно остановил свой выбор в качестве директора на сыне кровавого майора Торка – теперь руками Бенджамина канцлер прочистит ряды солернийцев на предмет лояльности своей власти. Каким образом он будет это делать – никто особенно не задумывался; соединение двух фамилий – Бер и Торк – породило коллективное помешательство, основанное на страхе и призраках прошлого. Люди додумывали сценарии будущих событий, которые, по их мнению, произойдут вполне вероятно и будут иметь катастрофические последствия для граждан Солерно несомненно. Слова «геноцид», «война», «смерть», «канцлер», «Торк» в считанные дни пробили массовое сознание, поражая и без того подорванное доверие граждан к власти.

Бенджамин Торк, по иронии судьбы, оказался человеком незлобным, проявление насилия было противно его природе, за всю жизнь он ни разу не использовал физическую силу в качестве аргумента своей правоты. И вот теперь он стал центром внимания, магнитом, со страшной силой притягивающим к себе возмущение и ненависть народную. Служащие управления, бок о бок работавшие с ним много лет и никогда прежде не испытывавшие к нему враждебности, теперь косились в его сторону и всякий раз произносили его фамилию с той интонацией, которая безошибочно передает презрение и угрозу. Бенджамин Торк сначала не понимал, чем вызвано такое к нему отношение, а когда понял, испугался настолько, что сразу написал заявление об увольнении и отправился к канцлеру просить дозволения покинуть страну вместе с домочадцами.

Зигфрид Бер принял нового директора, находясь в прекрасном расположении духа, внимательно выслушал его опасения, а заодно узнал много нового о мнении народа в свой адрес. Испуганный происходящим и далекий не только от политических интриг, но и азов дипломатии Торк не догадался фильтровать выдаваемую канцлеру информацию. Прекрасное настроение Зигфрида Бер тут же сменилось на безобразное, и он выгнал взашей слабого и трусливого клерка, каковым с удовольствием обозвал визитера, пригрозив ему публичной расправой, если тот не перестанет распускать грязные слухи на его счет. Позже, правда, канцлер передумал и отправил личный меморандум Торку, в котором давал ему последний шанс прийти в себя и заслужить высочайшее расположение добросовестным и честным трудом на ниве государственного управления. А в качестве извинения за проявленную несдержанность единовластный удвоил директорское жалованье, лишив Бенджамина Торка последнего шанса не принять меморандум. И Торк его принял. Принял и стал ложиться спать, запираясь на все засовы. С этого дня он только и думал, как бы поскорее перебраться с семейством куда-нибудь подальше от «тихих» кварталов, где на любой из улочек можно было столкнуться с тем, кто все еще помнил резню белых Торков и мечтал за нее отомстить.

Разговоры о зверствах почти полувековой давности расползались по каменистым улицам Солерно, как ядовитый угарный газ, отравляя человеческое сознание в многоэтажках, заселенных рабочим людом и служащими с минимальным, но стабильным заработком, оттуда распространялись в приземистые бедные кварталы, обитатели которых всегда были готовы отравиться любой идеей и даже встать на ее защиту, не имея ничего, что могло бы их от этого удержать. Босоногая беднота, вездесущая и всюду снующая, разносила слухи о готовящемся рецидиве геноцида двести пятого года, пока они, наконец, не добрались до канцлерского дворца.