Вэл улыбнулся непосредственности мысли и слов метрдотеля.

– Не дураки, господин Кантемир, конечно, не дураки. Просто мы не сходимся во взглядах на систему управления государством. Я всегда стоял если не в оппозиции к Сенату, то в глухой обороне. В последний раз попытался перейти в наступление – сами знаете, чем закончился такой демарш. Так что, дураками там назвать некого. Люди они очень умные. Умнее даже, чем я до недавнего времени думал.

– Надо сорвать принятие этого закона! – воскликнул Фрол. – Есть способ?

– Нет, Фрол, – отозвался Вэл категорично. – Никакого другого способа помешать Сенату принять закон не существует. Только не проголосовав за него двумя третями голосов. Но, как видите, сенаторы подсуетились. Хватит об этом. Не хочу больше. Не вижу никакого смысла говорить о невозможном, да и… я же сам отказался. И я этого хотел, я тогда не видел другого выхода, я не помнил себя, ничего не помнил. Я целый год жизни, пока в коме находился, забыл. Очнулся, а все не так, как было в моей памяти: люди другие, страна другая, а я тот же. И тот же, и не совсем, но без малейшего понимания того, что происходит. Какие реформы? Какие креаторы? Какой исполком? Я когда вас увидел после пробуждения, Фрол, даже не знал, как вас зовут, не то что… Не говорил об этом никому, потому что не был уверен, что вспомню хоть когда-нибудь… Вчера во время венчания память ко мне вернулась… Хочу мороженого!

Вэл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, всем своим видом показывая нежелание говорить что-то еще. Нина подошла к нему, встала за его спиной, обняла и поцеловала в лоб. Он обвил руками ее шею и поцеловал по-настоящему.

– Смотрите, мороженщица едет! – воскликнул Кир. – Господин Вэл, вы хотели мороженого!

– Это чудо что ли? – изумился ювелир. – Ани никогда так поздно не работала. И сюда никогда не переходила с того берега.

– Позовите ее, – приказал Махинда, не спуская глаз с Вэла и Нины.

Между собравшимися пополз шепот, обрывки фраз вполголоса – все активно обсуждали амнезию Вэла. Марк сидел молча, насупившись, сраженный услышанным, и гонял в голове события прошлых месяцев, которые теперь никак не укладывались в сформированную им концепцию поведения Вэла, бросившего всех и все в угоду одному ему известному капризу.

Мороженщица Ани уверенно направлялась в их сторону, и когда она подошла совсем близко, Нина прочитала на борту ее тележки свежевыведенную голубой краской надпись:

Она довольно улыбнулась, шепнув Вэлу:

– Мои слова. Они увековечились на тележке с мороженым.

– Ух ты! – радостно отозвался Вэл. – Мою жену увековечили на любимом мороженом. Надо прикоснуться к вечности, съесть по стаканчику пломбира… на всякий случай, – Вэл рассмеялся.

– Хорошая идея, – поддержала его Нина. – Стоит подсластить горечь момента. Еще бы чайку.

– Чаек не проблема, – громко произнес Вэл, глядя на Кира. – А вот, что касается горечи момента… Поподробнее об этом, пожалуйста…

«Давай дома поговорим», – передала Нина мысленно.

«Поговорим, – отозвался Вэл сухо. – И не только об этом».

Нина с подозрением посмотрела на него, потом ущипнула за ухо.

«Слава богу, щипаться ты не разучилась, – с улыбкой передал Вэл. – Значит, и на другое можно надеяться».

Нина не ответила, а Ани громко спросила, кто здесь есть по имени Вэл. Вэл подошел к мороженщице.

– Вы хотели мороженого, господин. Выбирайте.

Он взял два стаканчика пломбира и предложил остальным выбрать любое и сколько хочется, пообещав оплатить все. Когда мороженое разобрали, он перевел Ани оставшиеся десять рублей, обещанные за работу, и пять за мороженое. Мороженщица благодарно поклонилась и укатила тележку с довольным выражением лица.