Подумав, что вторая причина более жизнеспособна, Марк загрустил окончательно: какой смысл обманывать себя? Ты никогда не будешь так интересен другим, как Вэл Лоу. Тебе никогда не заработать такой авторитет, какой есть у него. И никто до сих пор не считает его бывшим, несмотря на отставку, никто. Сенаторы кричат, что он больше не статусное лицо – что с того? я точно знаю, зачем они каждый раз напоминают ему об этом – чтобы самих себя убедить, что освободились из-под его влияния. Черта с два! Попробуй освободиться от влияния такого человека, как Вэл Лоу! Попробуй забудь его харизматичную личность! А ты, Марк Мэнси? Ноль харизмы, бездна страха, сплошная неуверенность в себе. Ты полное разочарование для властителя, родных и себя самого. Смирись с этим и не забывай, кто ты есть: богу – богово, а тебе – твое…

Марк выронил из рук вилку, которой уже несколько минут не мог накрутить спагетти.

– Что, ручки не держат, господин главный управляющий? – издевательским тоном бросил Франсуа, заходя в столовую.

– А что это ты только наполовину пришел? Где тень потерял? – нервно и даже зло отозвался Марк.

– О-о-о, какие мы грозные! Что за тучи меж бровей? Ну, пожалуйся, скорей! – рассмеялся Франсуа, выводя брата из себя окончательно.

Марк терпеть не мог, когда близнецы корчили из себя поэтически одаренных личностей, занимаясь примитивным рифмованием примитивных же, на его взгляд, мыслей. Он схватил со стола кубок и запустил им в Франсуа. Тот увернулся, и кубок, попав в большое зеркало, разбил его. Звон бьющегося стекла многократно повторился падающими на гладкую поверхность пола осколками, разлетевшимися по всей столовой.

– Что ты творишь?! – испуганно выкрикнул Франсуа. – Совсем сбрендил? Ты же мог меня убить!

Марк и сам испугался и теперь смотрел на брата непонимающим, виноватым взглядом.

– Прости, Франсуа, – буркнул он и вышел из столовой.

– Диких и буйных обычно в клетках и смирительных рубахах держат, а тут свободно разгуливают…

***

– Вэл, проснись, дорогой, тебя люди ждут.

– Уже день?

– Девять утра, – Нина поцеловала мужа. – Выйди, скажи, что будешь позже, я хочу с тобой позавтракать.

– Прости, я думал, здесь мы сможем пожить спокойно.

– Извиняться не за что, – Нина смотрела на него и улыбалась.

– Чему ты радуешься?

– Всему. Тому, что мы есть и сейчас вместе.

Вэл вышел на балкон: двадцать три человека терпеливо ожидали его пробуждения. Среди прочих он увидел Ашуру и вспомнил слова Топильцина о подарке, который тот должен был ему передать.

– Приветствую, друзья, – произнес Вэл, облокотившись на балконную ограду. – Сейчас позавтракаю и спущусь к вам кофе пить. Хорошо? – он махнул рукой и вернулся в гостиную, подошел к Нине, схватил ее и поднял на руки. – Я так счастлив, – признался он, губами отыскивая ее шею под распущенными волосами. – Если бы забыть о делах…

– Это был бы не ты, Вэл, – с некоторой грустью произнесла Нина. – А я не была бы так счастлива, как сейчас, потому что я могу быть счастлива только рядом с тобой, а ты именно такой…

– Какой?

– Сильный, неравнодушный, способный на великие дела…

– Ну уж, скажешь! – Вэл смутился.

– Садись, садись и ешь, я тебе еще кое-что скажу, – Нина высвободилась из его рук и, подойдя к накрытому к завтраку столу, подняла крышки, сохранявшие блюда горячими.

Вэл послушно уселся за стол, почувствовав, что сильно голоден. Увидев в тарелке кашу, поморщился.

– Что? Тебе не нравится каша?

– Нет, если честно. Сейчас хочется чего-то другого. Есть омлет?

– Конечно, – улыбнулась Нина. – Кашу я себе поставила. Не думала, что ты на это место сядешь. Омлет напротив.