Свет проникал в щель над полом. В половине первого щелкнул выключатель, но в спальню Алексей не пришёл, осталася на диване. Карина судорожно выдохнула. Она села на кровати и открыла ящик прикроватной тумбочки, в нем лежала бутылочка коньяка и стопка. Выпив третью рюмку, Карина приткнулась у окна, облокотившись о подоконник. Уличные фонари освещали придомовую парковку и детскую площадку. Там торчала подвыпившая компания: трое пацанов и две девчонки. Одна из них сидела на коленях у парня. Карина фыркнула. В голове всплыли слова из песни Примадонны. «Сильная женщина плачет у окна». Но она плакать не собиралась. Мысль, зревшая в ней который месяц, теперь достаточно окрепла. Осталось только решиться.

И вот, из-за того, что обдумывала эту мысль остаток ночи, утром Карина встала на двадцать минут позже положенного и кинулась собираться на работу. Натянув синие брюки, она смачно и громко выругалась, когда ширинка не сошлась на животе.

– Ах ты сволочь!

Она натянула мешковатое платье – хоть в нём не душит, и в большой спешке выскочила на улицу, но встала как вкопанная у автомобиля: заднее колесо растеклось по асфальту.

В бешенстве Карина набрала мужа.

– Почему ты уехал без меня! – заорала она, когда Алексей ответил на звонок. – Ты что ли не видел, что у меня колесо спустило?! И что, что у тебя две первые пары? Разбудить не мог, предупредить? Да пошел ты на хуй!

Она побежала к торговому центру, где обычно стояли таксисты. Прыгнув в первую попавшуюся машину, она перевела дух и набрала коллегу, чтобы тот предупредил студентов никуда не уходить. На экране телефона висели уведомления. Еще в половине восьмого был первый пропущенный от мужа и сообщение, что он хотел поменять колесо, но запаску тоже спустило. Также Алексей предупредил вызвать заранее такси.

Внезапно Карина ощутила полное бессилие. Ехать на работу? Лучше умереть! Набрав ректора, она соврала, что заболела. Ей не впервой и не накладно: знакомая терапевт состряпает по дружбе. Карина хлопнула водителя по плечу.

– Стойте. Не надо в институт. – Она сглотнула возникшее в горле першение. – Езжайте в ближайший ЗАГС.

Таксист весело фыркнул.

– Выучилась? Теперь замуж?

– Ну-ну. Пошути мне ещё.

Уставившись в окно, Карина про себя принялась сочинять заявление на развод.

Эля вышла из такси и поплелась к калитке. Прежде чем зайти, она постояла немного, придумывая наперед ответ, если мать спросит, где она была. А она спросит!

Вдоль дорожки к дому еще цвели георгины, посаженные матерью. От них у Эли слезились глаза, но мать упорно следовала привычке.

Вошла Эля крадучись. Сверху доносился шум работающего пылесоса – домработница наводила порядок. Не включая свет в полутемной прихожей, Эля стала разуваться. Она вздрогнула, когда ее протяжно и настойчиво позвала мать, а не дождавшись ответа, твердо и нетерпеливо выкрикнула:

– Эльвира! Иди-ка сюда. Ты где была? – спросила она, когда дочка всунулась в гостиную.

– У Кати. Где еще я могу быть?

– Ай, больно! Ты мне волосы потянула, – жалобно протянула младшая сестра, голова которой телепалась из стороны в сторону, пока мать заплетала ей косу.

Они сидели на большом кожаном диване. Гостиная походила на кусок джунглей из-за того, что мать снесла сюда все цветы. У панорамного окна стояли рядком деревянные кадки с высокими фикусами и лимонными деревцами, чтобы скрыть происходящее внутри от соседских глаз. Штор на окнах не было – еще не сшили. Ремонт в коттедже шел на полную. Семья Савенковых готовилась к предстоящим выборам, и Эвелина, мама Эли, строго следила не только за внешним и внутренним убранством дома, но и за внешним видом дочерей Элины и самой Эли, равно как и за их успеваемостью и даже моральным обликом.