Сталин раздраженно постучал трубкой об стол.

– Переносим мое выступление на завтра. Все равно враг будет разбит, победа будет за нами!

– Правильно, товарищ Сталин, – обрадовался знатный кукурузовод, – выиграем у немцев со счетом пять – ноль!

Но остальные члены бюро опомнились и в смущении замолкли. Один лишь полковник Белоручкин не оплошал.

– Товарищ Сталин, – с молодой горячностью воскликнул полковник. – Только прикажите, я сейчас же поеду на телевидение и всех их, контриков, расстреляю!

– Ага! – кивнул Сталин.

Тут уж заволновался Аркадий Николаевич, второй секретарь обкома партии:

– Иосиф Виссарионович! Не надо лишних эксцессов. В понедельник я их всех уволю с работы.

Сталин махнул рукой.

– Можно и так.

Давно смолкли оживленные голоса в фойе. Участники торжественного заседания разошлись по домам (с разрешения Сталина), а сам Сталин, привыкший бодрствовать до четырех часов утра, ждал в директорском кабинете вестей из Москвы. С ним остались члены бюро обкома.

Старший лейтенант Подберезовик одиноко бродил по полуосвещенным коридорам, и недобрые предчувствия томили его душу.

Из приоткрытой комнаты администратора доносилась тихая музыка – вероятно, кто-то забыл выключить приемник, радиостанция «Юность» повествовала про какого-то «шизика», жившего черт знает когда и написавшего нечто такое-этакое, очень древнее, которое Василий Иванович никогда не слыхал и слушать не собирался. Ночь предстояла длинная.

Пробили кремлевские куранты. В образовавшуюся паузу вполз новый, грохочущий, лязгающий звук.

Василий Иванович бросился к окну. На пустынную площадь вылезли три бронетранспортера с расчехленными пулеметами. Маленькие фигурки ловко выпрыгивали из открытых люков. Снизу нарастал топот сапог.

– Где? – отрывисто спросил Василия Иваныча подполковник в кожаной куртке и шлеме танкиста. За подполковником пружинисто отмеряли шаги солдаты в лихо заломленных беретах – форма воздушных десантников.

– Там! – поспешно указал Василий Иваныч на директорский кабинет и, прячась за спины десанта, протиснулся в приемную.

– Товарищ Сталин, – молодцевато рапортовал с порога танкист-подполковник, – по приказу министра обороны Маршала Советского Союза Гречко второй батальон мотострелковой гвардейской Кантемировской дивизии прибыл для вашей личной охраны, чтобы немедленно сопровождать вас в специально приготовленную резиденцию. Техника выгружается на аэродроме. Таманская танковая дивизия в случае необходимости может быть переброшена в город за два часа.

За круглым столом, в кресле у самой двери, зашевелилась фигура. Василий Иваныч готов был поклясться, что еще полминуты назад в кресле никого не было – вернее, маячило нечто бесцветное, химерическое, не заслуживающее внимания, – однако сейчас прямо на глазах фигура обретала плоть, вес, значимость и, наконец, прежним, уверенным голосом первого секретаря обкома чуть хрипловато проговорила:

– Продолжайте, подполковник.

– Я уполномочен зачитать обкому, – продолжал танкист, – ответ Политбюро ЦК КПСС на приветственное письмо представителей трудящихся области.

Новые люди, вероятно экипаж следующего бронетранспортера, вытеснили Василия Иваныча в коридор. Улучив момент, Василий Иваныч опять протолкнулся в приемную. Теперь он не прятался за спинами солдат, и с высоты его роста ему было прекрасно видно все происходящее в кабинете.

– Ленинское Политбюро нашей партии, – читал подполковник с листа, – приветствует чудесное выздоровление прославленного руководителя, испытанного марксиста товарища Сталина! Всему миру продемонстрированы огромные успехи передовой советской медицинской науки. Однако ЦК сочло нецелесообразным кооптировать товарища Сталина в члены Политбюро, так как общеизвестно, что дочь товарища Сталина, Светлана Аллилуева, сбежала за границу, изменила Родине и тем самым скомпрометировала имя Вождя в глазах нашего народа…