Прошли первые десять минут фильма, я сходил в буфет и взял банку пепси. Я непривычно лёгок и весел, на мне униформа «Синерамы». Тихонько забрался в зал, минуя толстую занавеску, и сел в темноте, в проходе у стены. Зал полон. И вдруг между застывшими кадрами на тёмном экране показывают меня, сначала со спины, потом сбоку, сверху, будто несколько камер расположены вокруг меня. Я кручу головой, забочусь о том, как выгляжу, поправляю причёску. Сцена затягивается, паника наконец овладевает мной, и я из полулежачей позы приподнимаюсь, продолжая оглядываться. Кадр на экране замер моим общим планом. В него попали и зрители – видно, что они возмущаются. Почему им показывают не кино, а какую-то ерунду, на что они тратят время? Затем посреди зала встаёт человек в белом с длинными волосами и рыжей бородой. Я замечаю, что он в простыне на голое тело. Свет экрана подчёркивает его мерзкий силуэт, который просвечивается сквозь тонкую ткань. На экране кадр сменяется на крупный план моего лица, и теперь оно само стало источником света, отчего мне ещё противнее. Камеры спереди, конечно же, нет, я бы заметил. Мелькнула мысль, что это запись, и я пробую скорчить рожу, сверяясь с экраном. Рожа корчится и там, и тут. Нет времени разгадывать эту загадку, я снова отвлекаюсь на человека в простыне. Он неуклюже ползёт через ряды ко мне, наступая на ноги, заваливается и в поиске опоры путает спинки сидений с головами людей. Он не смотрит под ноги и не извиняется, лишь стремительно движется ко мне, будто хочет срочно что-то показать. Он не агрессивен, но возбуждён, руками хлопает себя по бокам, будто что-то ищет. Это пугает, ведь карманов у него нет, я вижу его практически насквозь. И вот ему остаётся преодолеть пару человек. Я пытаюсь пятиться к выходу, опираясь на ладони, смотрю на мужчину, но не могу встать: что-то прижимает меня к полу. Пальцами я въелся в ворс ковролина, смотрю на экран, на этого мужчину, на возмущённых людей. Некоторые встают и показывают рукой в сторону выхода, а я мимикой пытаюсь объяснить, что не могу встать. Сидящая слева женщина дёргает меня за локоть. Я тяжёлый и неуклюжий, мотаю головой – мол, не могу двинуться. Человек в простыне подходит на критическое расстояние, и я так дёргаюсь в попытке бегства, что просыпаюсь.

Адам из отдела логистики, засидевшийся хозяин светового островка, нежно шатает меня за плечо. Он оценил тревожность моего сна и решил разбудить. В руке я сжимаю шарф.

– При виде графиков сразу засыпаю.

– Понимаю. Хорошо, что тебя не было, – они тут такой срач подняли. Мне тоже попало.

– Тебе-то за что?

– Навешали работы до понедельника. Сижу вот, проверяю накладные по упаковке и тарам. Говорят, могла закрасться ошибка со стороны поставщика, хотят как-то использовать это, подготовиться.

– К чему?

– Да чёрт их разберёт. Тебе виднее.

– Ну да. Ладно, иди домой. Надя ушла?

– Конечно, вслед за вами.

– Естественно.

После недолгого сна и от влажной одежды зябко и неуютно. Иду на кухню, стою пару минут и рассеянно гляжу в стену. На кухне запах кофе и свежей краски. Покрасили всё в бледно-жёлтый. Отвратительно. В помещении нет окон и тесно – находиться тут невозможно. У Рика, кроме странной колбасы и выпивки, ничего не было, а я бы не отказался перекусить. Загрёб рукой шоколадных конфет из большой каменной вазы и отправился в кабинет. План – забыть странный сон, включить телевизор и уснуть в кресле. Что же он хотел достать из своего… не знаю откуда.

Мой ковролин тёмно-синего цвета. Всё сдержанно, за исключением пары абстрактных картин и скульптуры страшной рыбины на высоком постаменте. Поверх ковролина лежат два ковра. Это удобно, но странно, ведь ковролин – это уже ковёр. У дальней стены ореховый стол и кожаное коричневое кресло. Спереди у стола ещё два кресла, но не мягкие, а с сиденьем из ротанга, на стальных трубках. Джейн, как мой личный консультант по дизайну, приволокла картин и безделушек – вазочек, статуэток и этнической ерунды. Тревожная картина с болевыми зонами тоже планировалась сюда, но я не тороплюсь: уж больно очевидно сходство со мной. По задней стене стоит шкаф с открытыми полками. Я ещё не успел всё расставить, и большая часть книг хранится в коробках в противоположном углу кабинета.