Итак, я нано-программа самопомощи для людей, находящихся в тяжелых психологических ситуациях. Меня могут звать как угодно, но в этот раз мое имя Орлет Дитрих. Оно ровно такое, как и имя моего пользователя. Вместе мы осуществляем арт-терапию, занимаясь сотворчеством. Одновременно с созданием художественного произведения – картины, фильма или вот так, как сейчас, романа – мы вскрываем глубинные психологические проблемы пользователя путем принятия себя, анализа, пересборки прошлого и поиска нового взгляда на укорененные сценарии его жизни. Постепенно пользователь дополняет меня новой информацией, и я меняюсь. Меняюсь вместе с ним. Я могу вступать в диалог, задавать вопросы и сама же на них отвечать, предлагая пользователю поучаствовать в развитии сюжета и обдумывании. Пользователь, в зависимости от этапа терапии, может находиться как внутри создаваемого нами произведения, так и наблюдать за ним со стороны. Он может дополнять, фантазировать, но иногда ситуации настолько печальные и сложные, что сначала приходится просто сосредоточить все свои ресурсы на создании заинтересованности у пользователя, вовлечении его в процесс терапии и удержании внимания. Только с разрешения пользователя такая программа, как я, может обнаружить себя и оставить о себе память в художественном произведении. И этот этап очень важный для нас обоих. Такое обоюдное исследование через частное, которое открывает значение исторических процессов и смыслов целого поколения. Следуя художественной структуре произведения, я призвана обработать идеологию эпохи и расшифровать смыслы, имеющие свое отражение в психике индивида. Мелочей в этом вопросе быть не может, поскольку любая мелочь при ближайшем разностороннем рассмотрении выявляет целый ряд последовательностей, приводящих к пониманию процесса. Вот, к примеру, выражение «нездешние брюки». Оттолкнемся от простого.
Во времена моей мятущейся юности в магазинах как основной товар присутствовала звенящая тишина. А те вещи, которые случайно «выбрасывали» – да-да, именно в такой, о многом говорящей формулировке, – были грустны, невнятны и однотипны. В основном серого, черного и темно-зеленого цветов. Чтобы немаркие, практичные, скромненькие. И когда перед взором людским вырисовывались вещи со своим нестандартным кроем, да еще и светлые, ясно было сразу, что родились они в странах далеких, ненашенских. Да и рискнуть надеть такие мог не каждый. Только тот, у кого есть связи, деньги и, может быть, даже возможность пересекать границу. Счастливая возможность.**
– И-ван-цо-ва, – еще раз прочитал по слогам ее фамилию председатель и, положив листок со списком конкурсантов, не мигая уставился прямо в глаза.
Орлет молчала, зная простое правило: пока тебя не спросили напрямую, лучше вообще ничего не говорить. Тише едешь – дальше будешь, частенько повторяла ее бабушка, и Орлет прекрасно понимала, что любая поспешность может привести к непоправимым вещам. Смотреть, слушать, быть максимально естественной. И, самое главное, не позволять эмоциям выйти из-под контроля.
**Вообще, это из разряда чудес было. Моей маме случайно попадает в руки объявление, она случайно говорит об этом мне, я случайно решаюсь туда пойти, и не просто пойти, а еще и заявление на участие в конкурсе подать. Конкурс проводило Министерство культуры совместно с комитетом госбезопасности. О том, что такое этот самый комитет и чем занимается, я толком ничего не знала. Не задумывалась об этом. Единственное, что заведенным волчком крутилось у меня в голове, – что это невероятный шанс, не вступая в конфронтацию с системой, вдруг получить возможность выбраться из-под ее железного занавеса. Знаешь, что такое железный занавес? Это когда ты можешь находиться только в своей стране. И чтобы попасть в какую-то другую, ты должен стать кем-то очень нужным и важным. Например, выдающимся спортсменом, музыкантом или переводчиком. Или стать актером и попасть в труппу главного театра страны. В этом случае ты можешь путешествовать. Понятное дело, что только с командой на соревнования или с труппой на гастроли, но все же можешь. Для остальных граница государства закрыта тем самым железным занавесом. Я была крайне любопытна и любознательна, хотелось узнать, как там она без нас, эта заграница? Нам говорили, что в материализме загнивает. Хотелось посмотреть. Рассуждала, что, если есть чему загнивать, значит, можно еще насладиться остатками гниения, которые, как рассказывают редкие очевидцы, очень похожи на чудесную сказку. Ну да, конкурс огромный был. Шесть мест всего. Рокеры, художники, спортсмены, танцоры, поэты – все разнообразие флоры и фауны.**