Обе штурмовые группы в полном составе уже собрались здесь, в цеху. Меняли обоймы, поправлялись, утирали грязный пот с лиц.
Звон в ушах поутих и сквозь него он уже начал различать внешние звуки. Ротный бушевал:
– Вот уроды! Чуть не положили нас тут вместе с чертями… Кто заказывал эту самолетную дивизию, хотел бы я знать?! Связь есть!? Связь давай! – грозно рявкнул он на ротного связиста. Тот помотал головой, пряча глаза и продолжая вертеть настройку на своей заплечной радиокоробке, скинутой сейчас на пол.
– Все живы? – обвел он недобрым взглядом группу, – теперь можете только надеяться, что ребятам не придет в голову повторить налет. Так, теперь идем на третий этаж. Очень аккуратно, мы не знаем, кто там еще остался. Помощнички хреновы… Гранаты-патроны без надобности не тратить. Сидоркин, возьми троих и посмотрите там, где вы этот склад нашли, осталось ли там еще что-нибудь. Все сюда тащите. Трупаков там оставьте… Да, Морозов, записывай убитых боевиков давай, чтобы мы точное количество знали. Документы их все мне тащите.
– А че я? – вскинул голову Мороз, отрываясь от поверхностной чистки своего АКСа.
– Поговори еще… Молодые, что ли, писать будут?
– Писарь есть, пусть он и пишет, – проворчал Морозов.
– Да ранили в руку его, писаря нашего, угомонись ты…
– А-а, точно, – виновато зачесался дед, – вот ведь повезло, закосил, блин…
– Пашков, ты как? – хлопнул Пашку по плечу подошедший снова Летеха. Тот только кивнул, заново оглядывая свое тело, – слух вернулся? Береги себя…
Опять прикалывается, долговязый…
Третий этаж взяли в считанные минуты. Там никого не было. Не оказалось никого и на четвертом-пятом-шестом этажах, если не считать нескольких трупов, изуродованных взрывами.
Седьмой встретил группу ожесточенным огнем. Не тратя долго время, бойцы закидали все проходы, подсобки и кабинеты на этаже гранатами, найденными в здании, выпустили несколько выстрелов из гранатометов и врывались, расстреливая уже в основном измочаленные трупы. Здесь жалеть припасы уже не приходилось, тем более что найденного пока хватало с избытком.
Пашка машинально бежал за всеми, время от времени потряхивая онемевшей головой. Ощущение такое, будто болят сами мозги, и не понимаешь толком ничего, все проноситься мимо тебя, ты во всем этом, но участвовать не получается, хотя надо. Перед глазами вертелись оторванные конечности, куски рваного мяса, оскаленные предсмертные рты. Ноги разъезжались по залитому кровью полу, то и дело натыкаясь на мягкое. Окружающее в какой-то миг заставило почувствовать себя в реальном аду – затянутые в сажу цеха, коридоры, пробитые ракетами стены, обрушившееся бетонные плиты, искореженные камень и железо. И все это обрамлено в красное, в дикие крики и яростный рев на фоне нескончаемой, как сама вечность, стрельбы… Завод пропитался запахом гари и горелого мяса. В обугленных проемах окон не было света – все застилал жирный дым, окутавший несчастный город. Пашка приостановился. Задрожал против своей воли. Сейчас, сейчас само пройдет, просто странное что-то… но кто-то из старослужащих сильно толкнул его сзади в спину.
– Хули косишь, Пашков! Вперед, душара, зачищай тот отсек!..
На восьмом этаже в одной из комнат Пашка наткнулся на живого наемника. Тот сидел, отложив в сторону снайперскую винтовку. Вокруг валялись пустые магазины из-под СВД. Наемник, худой светловолосый парень, сидел под самым окном, лицом к дверям, и нервно курил сигарету, поднося ее к губам дрожащими пальцами. Щурился от дыма и моргал красными веками. Рядом лежала смятая пачка «Мальборо».
Парень вскинул на ворвавшегося Пашку загнанные синие глаза и Пашка… выстрелил. И замер, прислушиваясь к бьющемуся пульсу в контуженой голове. Сигарета, выпавшая из нервных бледных пальцев, тлела на полу, источая приятный сладкий дымок красивой жизни. Пашка глянул отстраненным взглядом на подрагивающее тело, секунду назад мыслящее, боящееся, живое…. На пробитый его очередью череп, пропитанные темной густой кровью светлые волосы. Шагнул вперед, захотелось зачем-то взглянуть поближе, и тут его вырвало. Рвало долго и мучительно, выворачивая наизнанку, выбрызгивая слезы из глаз.