– Наваристый бульончик получился, – почти что с умилением в голосе сказала толстуха.

Я покосился на покрытую какой-то слизью и засохшими кусками тарелку и предпочёл промолчать.

– Накладывай, чего уселась, – бросил одноглазый в сторону толстухи.

– Сию минуту, – ответила та, глянув на длиннорукого.

Тот потянулся через весь стол за половником и, зачерпнув им жижи из чана, первым делом плюхнул эту дрянь в мою тарелку, после чего принялся разливать ароматный супчик остальным.

Я не спешил отведать угощение. На вид это был обычный сероватого цвета мясной суп, приправленный овощами и пряностями, но разило от него очень неприятно. Мне доводилось уже чувствовать подобный запах, и спутать его я не мог ни с чем другим. Однажды, в бытность своей молодости, я имел честь присутствовать на трапезе в племени каннибалов. И я не ошибался. Проклятый суп вонял также, как протухшее человеческое мясо в той самой деревне.

О вкусах не спорят, но для меня подобное было слишком. Едва сдерживая неприязнь, я видел, как колдуны с жадностью начали уминать эту отвратную похлёбку, но сам притронуться к ней не отважился. Толстуха и карлик то и дело косились на меня, хлюпая и чавкая, как будто эти их действия должны были пробудить во мне аппетит.

Я снова опустил глаза на тарелку и на этот раз ужаснулся по-настоящему. То, что я увидел, превзошло все те ужасы, с которыми мне приходилось сталкиваться ранее. Многое я повидал в своей жизни. Много неприглядных деяний мне доводилось совершать, но это было выше моих сил. На поверхности тарелки плавала детская ручка, совсем ещё маленькая, почти что младенческая.

– Какие-то проблемы? – спросил одноглазый, отставив свою тарелку в сторону. Мерзкая жижа стекала по его бороде, но это его явно не тревожило.

– Я не буду это есть, – тихо ответил я, забыв о всякой вежливости.

– Не понял?

– Я не буду это есть, – повторил я громче.

Теперь уже все остальные еретики отставили свои тарелки в стороны и с ненавистью смотрели на меня.

– Брезгуешь? – спросила толстуха.

– Не ем детей, представь себе, – рявкнул я. И по моей трясущейся нижней губе колдуны могли понять, насколько я был близок к яростному припадку.

Ситуация накалилась до предела.

И вдруг колдуны разом расхохотались. Даже длиннорукий подвывал им в такт, создавая нелепую, нечеловеческую какофонию звуков.

– Ну, нет, так нет, нам больше достанется, хи-хи-хи, – хихикал мерзкий карлик своим писклявым голоском, но мне по-прежнему было не смешно.

– Извини, коли потревожили твои чувства нашей пищей. Мы без неё не могём, – пояснил чернокнижник.

– Мясо взрослых не такое сытное. Оно пропитано скверной, – сообщила толстуха, словно без этой информации ну никак нельзя было обойтись.

– Мы любим детей, – сказал одноглазый. – В них много необходимых для пополнения наших жизненных сил элементов. Иногда мы их едим, иногда пытаем, иногда используем для других более интересных утех. Так мы и живём, прославляя Тьму. Таков наш образ существования. Не знал, что такие как ты, скептически относятся к подобным вещам.

– Давайте больше не будем о ваших кулинарных предпочтениях, – попросил я. – Просто покажите мне зеркала, и мы с вами на этом пока расстанемся.

Одноглазый снова переглянулся с толстухой, после чего не хотя произнёс:

– Да будет так. Покажи ему зеркала.

С недовольным видом – а как иначе, ведь я оторвал её от любимой трапезы – толстуха встала из-за стола и поманила меня рукой.

– Идём. Сейчас ты увидишь то, ради чего пришёл.

Не заставив себя ждать, я проследовал вслед за ней к пролому в стене. Остальные колдуны остались на своих местах.