Открывая конференцию, Храпченко спросил собравшихся о замечаниях к повестке дня, и тогда голос из зала предложил включить в повестку доклад Мейерхольда о стиле спектакля. Зал поддержал это пожелание аплодисментами.

Храпченко дал слово Мейерхольду, тот отказался от неожиданного предложения и обещал коснуться вопросов стиля в прениях, если этого потребует ход дискуссии (см. ниже с. 67–69)[116].

В цитированном черновике письма секции драматургов упомянуто, что «на режиссёрской конференции в честь Мейерхольда была устроена овация всем залом», и подчёркнуто, что Храпченко в прениях «выпустил» Мейерхольда на трибуну, «предварительно написав ему шпаргалку – что и как говорить, в чём каяться»[117]. Среди бумаг Мейерхольда такой «шпаргалки» нет, но в них прослеживаются следы давления, которое началось едва ли не в середине первого заседания.

Первый день конференции, 13 июня, был занят напутственным словом Вышинского и пространным докладом Солодовникова.

Ещё до перерыва, поделившего его доклад на две части, Солодовников осудил спекуляцию драматургов на актуальной тематике. Это вызвало пометы Мейерхольда «Приспособленчество» и «Долой фетишизм» на последней странице тезисов Попова (она же – задняя обложка брошюры).

Возле этих помет в верхнем поле страницы (см. ниже с.84) тогда же сделана запись: «Вопрос о престолонаследии». Её не сочтёшь собственной мыслью Мейерхольда, она цитатна, но в стенограммах нет подобной темы.

Нечто близкое могло прозвучать в перерыве в кулуарах президиума (если не ещё раньше, во время гремевшей овации) как оценка встречи Мейерхольда залом.

С этой пометой можно связать фразы, убористо написанные карандашом в незанятой типографским текстом нижней части той же обложки. Этот набросок появился на заседании в Доме актёра, когда под рукой не было другой бумаги. Возможно, он сделан после перерыва под продолжение доклада Солодовникова, позже его слов о приспособленческой драматургии.

Возник он несомненно 13 июня, в нём идёт речь об аплодисментах, которыми был встречен Мейерхольд при первом появлении – вечером 14 июня Мейерхольд будет писать начало будущей речи и упомянет овации первого и второго дня (см. ниже с.100).

Все аспекты непредвиденно возникшей острейшей ситуации запечатлены в этом коротком карандашном тексте.

Он несомненно вызван воздействием внешней силы, поставившей Мейерхольда перед необходимостью высказаться и диктовавшей ход мысли:

«Мы собрались для того, чтобы двинуть искусство на большие высоты [нрзб.]. Часть съехавшихся делегатов может быть дезориентирована Вашими хлопками по моему адресу.

[Если среди присутствующих даже три процента. – Зачёркнуто.]

Может создаться впечатление, что [спасение. – Зачёркнуто.] этот [новый. – Зачёркнуто.] подъём на новые высоты мыслим только при одном условии, что вот Мейерхольд с его формалистическими выкрутасами [должен стать вождём этого движения. – Зачёркнуто.]

Самокритика.

На сегодня я не лучший.

Реализм».

Факсимильное воспроизведение этого текста см. на с.84.

Изложенная пунктиром логика наброска выстроилась чётко.

В нём содержится принадлежащее Мейерхольду свидетельство того, что он был встречен так, как встречали тогда вождей, – слово «вождь» возникло в предпоследних строках непроизвольно и тотчас было зачёркнуто.