Пункт «волнение» он сопроводил ещё одним неожиданным дополнением: «условность», – Мейерхольд видел в условности непременное организующее начало творческого процесса, подсказывающее (диктующее!) воображению пути отбора, обобщения, монтажа. Следом он упомянул об амплуа как об элементе условном, организующем, но не ограничивающем.

Переходя к суждениям Попова о психотехнике, Мейерхольд оспорил проявившуюся в тезисах прямолинейность. Внимательный к актёрской индивидуальности, он защитил «особый тип актёра» (К. А. Варламов, В. Ф. Комиссаржевская), обладающий правом «играть самого себя» – ссылки нынешних актёров на эти имена Попов назвал «оправданием лени». Одновременно Мейерхольд вновь подчёркивал право режиссёра на обогащающий актёра «ловкий показ».

В последних пунктах этого конспекта упомянуто о самостоятельной «кабинетной» работе актёра, об опасностях зависимости актёра от зрительного зала (спекуляция на «доходчивости»), о соотношении актёрской импровизации и закреплённого рисунка – фиксировать их установленное соотношение Мейерхольд давно предлагал в специальной «карте актёра».

Цикл этих помет, возникший до конференции, – ранняя стадия подготовки к будущему выступлению.

Последующие звенья подготовки отразились в остальных записях на обложках брошюры (первые два дня заседаний она была в руках у Мейерхольда), и в семи страницах рукописных набросков (см. ниже с. 85–105).

Первые аплодисменты в честь Мейерхольда раздались в зале конференции в тот момент, когда его имя назвал художественный руководитель саратовского театра И. А. Слонов, ему было поручено огласить состав рабочего президиума.

Конференция начиналась в атмосфере оптимистического оживления, зал вёл себя самовольно. Его настроенность на третий день работы при переходе к прениям вынудила председательствовавшего М. Б. Храпченко попробовать «вообще запретить на конференции аплодисменты, смех и реплики», причём «попытка эта была сделана столь серьёзно и настойчиво, что вызвала у всего зала всеобщее возмущение и демонстративные аплодисменты вслед оратору». Так сказано в заготовке письма, с которым рассчитывала обратиться к Сталину секция драматургов Союза писателей, враждовавшая с Комитетом по делам искусств[110].

Зал был инициативен уже в процедуре открытия. Положенными аплодисментами были встречены названные первыми в списке рабочего президиума имена заместителя председателя Совнаркома А. Я. Вышинского и заместителя заведующего Агитпропом Г. Ф. Александрова, далее список строился по алфавиту, и лишь рядом с фамилией Мейерхольда стенографистка пометила: «Бурные аплодисменты», после чего остальные фамилии также встречались аплодисментами.

На следующей странице стенограммы стоит ремарка:

«За столом президиума появляется встреченный бурными аплодисментами делегатов конференции заместитель председателя СНК СССР тов. А. Я. Вышинский»[111].

На деле овация вспыхнула при появлении Мейерхольда. Очевидно, вслед за Вышинским и Александровым он шёл одним из первых среди режиссёров, что было естественным знаком уважения к нему со стороны коллег. «Мейерхольда встретили овацией», – рассказал М. А. и Е. С. Булгаковым художник Б. Р. Эрдман, придя к ним вечером того же дня с заседания конференции[112]. Перед отъездом в Ленинград Мейерхольд говорил домашним, что держался на сцене так, будто овация адресована Вышинскому[113]. В Ленинграде при встрече с Д. Д. Шостаковичем он «с досадой отозвался о конференции» – «смысл его отрывистых фраз по этому поводу сводился к тому, что съехавшиеся со всех концов страны режиссёры оказали ему горячий приём и это решительно не понравилось высокому начальству»