Я затряслась пуще прежнего и поняла, что на глаза наворачиваются слезы.

Как же ужасно мне там было, если спустя столько лет я все еще так остро реагировала. Кажется, я даже сама не осознавала этого.

Спустя несколько коротких мгновений, я почувствовала, как чужие, сильные руки меня обнимают.

— Эй, я ведь буду рядом, слышишь? Ты даже не будешь видеться с ними, я сделаю все, чтобы вы с Матвеем как можно меньше встречались с моими домашними.

— Как это? — Я подняла голову вверх и встретилась с обеспокоенным взглядом зеленых глаз. Кажется, Макс не играл, он действительно переживал за судьбу племянника.

— Я разве не говорил, что в прошлом году отхапал себе целое крыло особняка? — Он улыбнулся и потянувшись к упавшей на лице прядке, аккуратно заправил ее за ухо. От этого невинного действия я почему-то смутилась и отступила на шаг.

— Крыло?

— Именно. Восточное теперь мое. Раз уж нам нельзя разъезжаться, то я имею право хотя бы не видеть их постные… лица, когда этого не хочу. Конечно, пришлось знатно повоевать, но оно того стоило. Там восемь комнат, своя кухня, несколько ванных и бассейн с тренажерным залом. Захочешь, и даже пересекаться не будешь с моей мачехой и братом.

Наверное, эта новость меня немного успокоила и приободрила. Она означала, что у меня будет личное пространство, в котором я смогу укрыться в случае чего, но самое главное, смогу защитить Матвея.

— Мне страшно. Я боюсь, что Ольга может начать говорить что-то дурное Матвею…

— Зря. Сейчас она будет кроткой и в открытую никаких действий не предпримет. Дед взбесится. Вся ситуация у него на контроле, так что за мальчика не бойся понапрасну.

— Ладно…

— Но кое-что меня все же беспокоит.

— Что именно?

— Нас будут, можно сказать, тестировать, понимаешь? За нами будут пристально наблюдать, оценивая каждый шаг и каждое движение. Ты должна быть настоящей.

— В каком смысле?

— В смысле не шарахаться от меня, как от прокаженного, — Максим улыбнулся, намекая на мою недавнюю реакцию. — Ты не должна смущаться или отталкивать меня. При родственниках я буду тебя и обнимать, и брать за руку и даже, возможно, целовать. — На этих словах я покраснела, потупив взор. — Дед должен поверить, иначе все это будет зря. Если он заподозрит что-то неладное, прощай миллионы и вся наша игра. Но самое страшное то, что если победит Михаил, то он заберет ребенка, я тебя уверяю. Не знаю, вместе с тобой или нет, но Матвея он не оставит. — А вот на этих словах мне стало дурно. Резко стало нечем дышать, а сердце забилось у самого горла. Я подошла к окну и распахнула его настежь, чтобы впустить хоть немного воздуха.

— Зачем ему ребенок, которого он пять лет не знал?

— Ну, здесь я могу сказать точно, что его эта ситуация не устроила. Он правда не знал о ребенке, Ольга никому из нас не сказала, я тоже был не в курсе. Миша когда узнал, погромил несколько комнат и больше месяца не разговаривал с родителями. Исчез на неделю, черт знает, где пропадал. Ему просто некуда деваться, иначе он бы ушел. Как и я. Как и Мирослав.

— Вы заложники собственных родителей. Это ужасно.

— Это реальность, в которой мы живем. И тут ты либо привыкаешь и борешься, либо тонешь. Как говорят, пан или пропал. Я хочу победить и разорвать этот цикл.

— Каждый из вас мог бы уйти, — я медленно повернулась к своему собеседнику и заглянула в глаза. — Вас не держат насильно. Вы держитесь за деньги.

— От них нелегко отказаться, что правда, то правда, — усмехнулся Максим, кивнув в знак согласия. — Я не буду говорить, что я хороший парень или идеальный мужчина, не буду врать, что мной движет не корысть. Я люблю деньги, я привык к ним и не знаю, как жить иначе. Но еще больше я хочу сохранить семейное дело и не дать племяннику застрять между двух огней.