Вообще-то о таких вещах не спрашивают. Буассар это знал, но, наверное, я сам спровоцировал его своим невысказанным вслух расположением. За добро всегда платят. Иногда дорого.

– Не злись, – понял меня Буассар. – Я под тебя не копаю. Просто мне говорил о тебе один парень. Он был итальянец и работал на крупную газету, хотя ходили слухи, что работает он не на газету, а на Интерпол. В конце концов для него это кончилось плохо. Но перед этим, Усташ, он умудрился взять интервью у самого майора Мюллера.

– Зачем макароннику понадобилось брать интервью у майора Мюллера?

– Чтобы рассказать миру про нас. Правду. Слышал про такое слово? Это его собственные слова. Кое-кто в мире якобы еще не знает про нас всей правды, а кое-кому якобы этого хочется. В кармане макаронника, Усташ, мы нашли список. Довольно подробный, со всякими деталями. Ну так вот, Усташ, там было и твое. Этот макаронник и меня, кстати, спрашивал: не встречался ли я где-либо с парнем по кличке Усташ? Я, понятно, отнекивался. Откуда мне знать парня с такой кличкой, правда? – Буассар негромко хохотнул. – Но если честно, Усташ, этот макаронник, кажется, кое-что знал о тебе. Он утверждал, что натыкался на твой след в Аргентине, а потом в Испании. Не знаю. Может, врал.

– Чего он хотел?

– Подробностей. Но капрал этого не допустил. Впрочем, еще несколько лет назад настырный макаронник сумел добраться до испанского поселка Бенинганим, того, что рядом с Каркахенте. Мало кто знает, что в Каркахенте находится военный лагерь усташей, давным-давно проигравших свою войну. Я потому тебя и спрашиваю, Усташ, что никак не могу понять. Ну если нет на свете самостоятельного государства Хорватия, если сама партия усташей давно объявлена вне закона, то как могут существовать, да еще в Испании, военные лагеря усташей?

– Это ошибка, наверное, – неохотно ответил я. – Ну, лагерь, ну, есть там ребята из Хорватии, уверен, что это просто иммигранты, и их не много. Думаю, это просто спортивный лагерь.

Буассар затрясся от смеха.

– Конечно, спортивный, о чем я и говорю! Макаронник утверждал, что там проходили подготовку очень спортивные ребята. Вроде тебя. Ты не злись, Усташ, я тоже занимался в похожем лагере. Видишь эти шрамы? Я заработал их на тренировках.

– Отстань, Буассар. Хочешь поболтать, иди к бабинге.

Но в принципе француз был прав: все мы прошли через «спортивные» лагеря.

– Ладно. – Буассар запустил пустую пивную банку в траву. – Я не собираюсь копаться в твоей биографии. Да и макаронник к тебе больше не пристанет. Он утонул в озере Альберта. Несчастный случай. Рядом с макаронником тогда плыл ван Деерт. Потом я видел – майор Мюллер одобрительно похлопал голландца по плечу. – Буассар ухмыльнулся. – Он много чего нам порассказал, этот макаронник. Например, о человеке, который основал партию усташей. Ну, как его? Ох уж эти мне славянские имена. Ага, вспомнил! Анте Павелич. Он правда приказывал вырывать глаза у своих политических противников?

– Если бы он это делал планомерно, мы не проиграли бы войну и не шлялись бы сейчас по всяким Конго, – неохотно сказал я. – Заткнись и отстань от меня, Буассар. Настоящие усташи не воюют в Африке. Хефер, Илич, Любурич, Вранчич, Ровер… Что ты о них знаешь?.. Да и не надо ничего тебе о них знать. И не приставай ни к кому с такими вопросами. Нам нужны деньги, вот и все.

Он кивнул. Он сам думал так же. В наши годы не тешат себя иллюзиями.

– Бабинга! – заорал я. – Принеси пива!

Буассар вскрыл принесенные банки и первую подал мне.

Мы еще немного поговорили. О духоте, о Конго, о заработках. Никто не упирал на то, что мы – малиновые береты, синие гуси, рейнджеры, ну и, это там, белые великаны. И нам совсем было хорошо, когда в невидимом, закрытом зеленью непроницаемой духотой небе раздался дальний гул, постепенно перешедший в странный свист, и мы невольно привстали, пытаясь понять, чей это самолет выпевает в небе свою прощальную лебединую песнь? А потом до нас пробился сквозь листву приглушенный грохот взрыва.