— Да ну брось. Дети меняются со временем. Ещё проявятся твои черты. Не во внешности, так наверняка в характере.
Не в силах оторваться от ребёнка, я всё тискала его и тискала. Вот бы и у меня был такой бутуз… Чуть слёзы не навернулись.
— Было бы неплохо, — произнесла Оля задумчиво. — Не во всём же Тимуру преобладать…
Смеюсь её странному настроению.
— Дурочка! Сама своего счастья не понимаешь!
— Счастья? — почему-то переспрашивает подруга и смотрит мне глаза.
Как будто бы что-то знает…
Нет, не может такого быть. Тимур ни за что бы не признался. И я никогда не признаюсь. Никогда! В могилу с собой унесу свой позор!
Тяжело мне выдерживать Олин взгляд. И вообще в глаза ей смотреть сложно после всего… Но ведь я одумалась. И Тимур. Он без вопросов расстался со мной. Конечно, он ведь любит жену. Да, он козёл. Но за ум всё-таки, видать, взялся.
А я… Я тоже всё ещё люблю. Очень люблю. Люблю и ненавижу.
За то, что ни разу не позвонил после того, как я сказала: «Всё кончено». За то, что никогда никаких обещаний не давал и надежд тоже. За то, что до сих пор снился мне ночами, и после таких снов я просыпалась в слезах…
Полгода… Уже полгода.
Я была тогда в страшной депрессии после расставания со вторым мужем. Пошла по магазинам, развеяться. И тут Тимур… Красивый, галантный, статный. И любовник отменный, что уж кривить душой. Подумала, отвлекусь. Но вместо этого увлеклась. А когда поняла, что окончательно пропадаю, захотела проверить: нужна ли я хоть немножечко Хусаинову. Остановит ли? Вернёт? Побежит ли за мной?
Нет, не побежал. Ну, и ладно.
Совесть запятнана, но хотя бы на самое дно я не свалилась. И даже хочу попробовать восстановить свою дружбу с Ольгой.
— Тебе чай или кофе? — спрашивает подруга.
— Кофе.
— Тимур тоже больше кофе любит, — говорит она.
А у меня тут же проносится в мыслях: «Я знаю. Чёрный, крепкий, без сахара. Обязательно из турки…»
Оля берёт медную турку и насыпает туда две ложки кофейного порошка. Я развлекаю Ильяса. Ему нравятся бусы на моей шее.
— Аккуратнее, — предупреждает подруга. — Он сильный. Порвать может.
«Да… Прямо как отец…» — соглашаюсь мысленно и натягиваю улыбку.
— Оль, может, давай я сама приготовлю для нас и чай, и кофе? Мне несложно. Ты же знаешь, я одна живу. Даже приятно о ком-то позаботиться. А ты давай отдохни. Вид у тебя усталый. Небось не высыпаешься.
— Трудно высыпаться с годовалым малышом, — признаётся Оля. — И я в курсе, что неважно выгляжу…
— Что ты! — спохватываюсь я. — Не о том речь! Ты — просто конфетка!
— Да-да, — говорит Оля, кажется, не веря моим словам.
Но я же не вру. Она и правда всегда красавицей была. И сейчас тоже огонь. Может, чуть подувяла из-за мамских хлопот. Но это временно.
— Так, Оля, — решаю я и передаю ей сына, — давай я буду хозяйничать.
— Нет-нет! Я…
— Никаких возражений!
— Ладно, — она соглашается и отходит от плиты.
Идёт с Ильясом на руках к дивану, укладывает его, занимает игрушкой. Мальчонка уже такой шустрый. И ходить понемногу учится, и всюду любопытничает, и даже заговорить пытается.
— Как же он быстро растёт! — восхищаюсь я, пока колдую над плитой.
— Это точно. За ним глаз да глаз… Слушай, там в холодильнике пахлава стоит. Я сегодня новый рецепт попробовала. Можешь достать и порезать?
— Да без проблем.
— Хотя давай я сама. Что я тебя напрягаю?..
Оля встаёт с дивана и делает шаг. Я поворачиваюсь к ней, хочу заверить, что всё в порядке, и я сама прекрасно справлюсь с нарезкой пахлавы.
Но ничего не успеваю произнести, потому что Оля внезапно вскрикивает не своим голосом, а следом раздаётся истошный детский плачь.