Развод. У тебя есть дочь Арина Арская

1. Глава 1. Знаешь этого дядю?

— Вот твоя новая мамочка, — блондинка в кожаной куртке и белом мини-платье надувает розовый жвачный пузырь и толкает ко мне малышку лет пяти.

Красное пальтишко, белая шапка с ушками… Шапка чуточку криво надета.

— Давай иди, — блондинка вновь толкает девчушку, и та молча шагает ко мне и прячется за мной.

— Простите? — наконец, говорю я, когда блондинка разворачивается на носочках и спешно шагает прочь. — Эй, какого черта?!

— Не буду я с ней больше нянькаться, — оглядывается и кривится. — Она у меня неделю проторчала! Я устала!

— Это не мой ребенок!

— Она твоего мужа! — фыркает.

— Что за бред?!

— Романов Руслан Федорович? — блондинка останавливается и смачно жует жвачку. — Он же твой муж, да?

Я молча моргаю, и сердце покрывается липкой холодной слизью.

— Моя сестра от него залетела, — блондинка пожимает плечами. — И родила. Сейчас куда-то свалила. Без понятия куда, — разводит руки в стороны.

— Хочу к маме, — шепчет девочка и шмыгает.

— Это какой-то бред!

— Она получила по шапке от Коляна, — блондинка цыкает. — Походу, доперло, что не он папаша. Тоже, кстати, куда-то свалил. Может, вдвоем свалили? Я не знаю, тетя. Не мои проблемы! У меня завтра вылет в Италию. Меня там ждет жених, — отступает и скалится в улыбке, — офигенно богатый. На яхте покатает. Все, давай, пока!

Шагает прочь походкой от бедра, и девочка дергает меня за полу плаща. Я опускаю взгляд, и она шепчет:

— Хочу к маме.

— Если бы я знала, кто твоя мама.

— Маму зовут Ника, — девочка опять шмыгает. — Вероника… — она не выговаривает букву “р”, — Пу… Пу… — хмурится и заводит ручку за голову, — там написано… я не помню…

Наклоняюсь, аккуратно оттягиваю ворот пальто. Пришита бирочка “Пушина”.

— Пушина, — говорю я.

— Да, — девочка кивает и трет щеку.

Вместе с растерянностью о новости, что у моего мужа есть дочь на стороне, сердце сжимается от жалости к ребенку, которого буквально бросили.

— А тебя саму как зовут?

— Аня, — морщит нос и смотрит в сторону, — хочу к маме, — через секунду поднимает на меня взгляд. — Она ушла.

— Так, — прижимаю пальцы к губам. — И что делать?

— Маму искать.

И решительно топает прочь, поправляя шапку на лбу.

— Стоять, — хватаю ее за ворот пальтишка. — Так ты маму не найдешь, дорогуша.

— А как найду?

Смотрит на меня, будто я знаю ответ. Если честно, я сама хочу бежать прочь с криками к мужу и выяснять, что за ерунда происходит.

Но я женщина взрослая. Мне два дня назад стукнуло сорок, и в своей жизни я повидала всякого, поэтому мне непростительно сейчас хлопать ресницами и трястись от паники.

И неважно, чьего ребенка мне сейчас сунули, и бросить его — преступление.

— А тебя как зовут?

— Аглая, — выуживаю из кармана телефон и тяну девочку за собой, — идем, сядем.

— Идем. Посидим и маму искать?

Руки дрожат. Усаживаю Аню на скамью и рядом сажусь. Мотает ножками.

— Мама не говорила, куда ушла? — тихо спрашиваю я.

— Нет.

— Послушай…

— Да?

Смотрит на меня теми глазами, в которых нет детского озорства и наивности. Что-то в груди холодеет от прямого взгляда Ани, будто я столкнулась со взрослым в теле ребенка, и этот взрослый пережил многое.

— Ань, — стараюсь говорить спокойно. — Твою маму могут найти только дяди или тети-полицейские.

Хмурится.

— Я не знаю твою маму, — поправляю шапку, которая сползает ей на брови. — Ни разу не видела. Понимаешь?

Кивает.

Как можно бросить ребенка? Такого маленького и беззащитного?

— Я сейчас позвоню в полицию…

Опять кивает, а я закусываю губы. На меня обрушивается воспоминание, в котором отец меня потерял на прогулке у аттракционов. Я, кстати, тогда тоже не плакала. Разрыдалась только в объятиях мамы, а до этого слонялась среди больших взрослых и тихо спрашивала, где папа.

— Позвоню в полицию, — повторяю я. — Они тебя заберут и будут искать твою маму.

— Ладно, — теперь Аня смотрят вперед, спрятав руки в карманы. — Почему тетя Аля так не сделала?

— Не знаю, — едва слышно отвечаю я. — Не бойся, все будет хорошо…

Поджимает губы и сводит брови вместе:

— Я не боюсь.

— Зато мне страшно, — едва слышно шепчу я и касаюсь экрана смартфона. — И мне сейчас непонятно.

Аня разворачивается ко мне и поднимает взгляд:

— Я часто оставалась одна. И одна гуляла. Недалеко. Во дворе, но одна.

— Господи, — между лопаток бежит озноб.

— Поэтому могу одна искать маму.

— Нет, — тихо и строго говорю я. — Ты маленькая, а в мире много плохих взрослых. И как ты будешь искать маму, если я, большая тетя, не знаю, как это делать?

Молчит и щурится. Что-то внутри обрывается. Прищур знакомый. Это прищур Руслана. Моего мужа.

— А вы хорошая тетя? — спрашивает Аня.

— Я хочу так думать, — ищу в телефоне фотографию Руслана и показываю Ане, — ты знаешь этого дядю?

2. Глава 2. А папа у тебя есть?

— Нет, — Аня качает головой. — Не знаю, — поднимает взгляд, — а кто это? Плохой дядя? И когда приедут поли…цекс… политец…

— Полицейские, — говорю я.

— Да, когда они приедут маму искать?

— Все, я им звоню…

Прикладываю телефон к уху, и Аня с тяжелым вздохом приваливается ко мне:

— Да уж.

— А папа у тебя есть?

— Есть, — Аня медленно кивает, — но он часто кричит, что он не мой папа. Он меня не обнимает…

Стискиваю зубы и зажмуриваюсь.

Ко мне привалилась в детской печали и незамутненности чужая ошибка, и меня начинает трясти от страха, что это мой муж постарался, и от дикой жалости к маленькому человеку.

— Здравствуйте, — говорю я, когда раздается строгий голос дежурного. — Тут такое дело… Мне подкинули чужого ребенка…

Аня трет нос и покачивает ножками.

— Куда подкинули?

— Незнакомая девушка всучила девочку лет пяти и ушла…

— Куда?

— Я откуда знаю?

— Всучила ребенка и ничего не сказала?

Аня вытаскивает из кармана карамельку в зеленой обертке и протягивает мне. Я качаю головой, а сама готова разрыдаться. Аня пожимает плечами и разворачивает обертку.

— Девочка не ранена?

— Нет… Вроде бы нет…

Аня сует карамельку в рот и задумчиво сосет ее. Расправляет фантик и затем прячет его в карман:

— Такого у меня еще нет.

— Когда вы будете?

— Адрес какой?

Я диктую адрес. Свой адрес вместе с номером квартиры.

— Минут тридцать. Ожидайте.

Гудки, и я прячу телефон в карман. Маникюр отменяется.

— Ты голодная?

— Поплитеские едут? — поднимает взгляд.

— Едут.

— Хорошо, — кивает и опять смотрит перед собой, сосредоточенно рассасывая карамельку.

— Ты голодная? — повторяю я вопрос.

Возможно, я поступаю неверно. Возможно, я дура дурой, но я уже сама замерзла. Мой гнев, ревность и растерянность подождут.

Аня кивает.

— Пошли, — встаю.

Аня смотрит на меня с подозрением:

— Вы хорошая тетя?

— Я сейчас пытаюсь быть ею, — сглатываю.

— Получается?

— Не знаю.

— Я тоже часто стараюсь быть хорошей девочкой. Но… не получается.

Я не выдерживаю взгляда детских глаз, в которых вижу тень Руслана, и отворачиваюсь, прижав дрожащие пальцы к губам:

— Господи…

— Идем, — Аня соскакивает со скамьи. — Плохие не зовут кушать.

— Зовут, — шепчу я и вновь смотрю на Аню. — И обещают разное.

Недоуменно причмокивает.

— Все, — подталкиваю ее вперед. — Идем, а то я сейчас сама запутаюсь.

Оглядывается и хмурится:

— А что кушать будем?

— У меня есть куриный суп и утка с картошкой, — вздыхаю я, — и шарлотка.

— Шалотка?

— Шарлотка. Сладкий пирог с яблоками.

— Ладно, — деловито топает к кованым воротам мимо припаркованных машин. — Суп не буду, а утку еще не ела.

Достаю ключи и, придерживая Аню за ворот пальто, веду к калитке. Прикладываю ключ к панели домофона. Раздается писк.

Завожу Аню за калитку, и мы идем ко второму подъезду. Она останавливается и с интересом смотрит на детскую площадку. Поправляет шапку и оборачивается на меня.

— Ань, сейчас не до игр, — тихо отзываюсь я, а в груди в очередной раз переворачивается сердце.

Кивает, и мы продолжаем путь. Пятится, когда мимо проезжает лихой мальчишка на роликовых коньках, и прижимается ко мне. Медленно выдыхает и серьезно говорит:

— Напугал.

— Да, — шепчу я. — Любят тут погонять.

— Угу.

В подъезде Аня с интересом оглядывается, резюмирует, что у меня тут красиво и чисто. И много места. Удивляется диванчикам в холле, пальмочкам в горшках и большой люстре у потолка.

— Идем, — я аккуратно подталкиваю ее вперед к лифтам.

— А кто это рисовал? — указывает на одну из картин на стене с летним пейзажем в массивной золотой раме.

— Не знаю.

— А это? — показывает на зимнюю долину.

— Не знаю.

— Я тоже умею рисовать, — оглядывается, но тут ее внимание переключается на картину с рыжим котом у вазы с фруктами. — Котик. Хороший котик.

Через минуту она расхаживает по лифту вокруг меня, глядя под ноги.

— Кто-то же все это нарисовал… Но кто? — останавливается и смотрит на меня. — И чей это котик? Я люблю котиков, но мама не разрешает их гладить,, потому что они грязные и больные.

Вот тут я не выдерживаю. Выхватываю телефон из кармана и быстро щелкаю Аню на камеру.

— Что ты делаешь?

— Сфотографировала тебя, — едва слышно отвечаю я, а сердце скачет дикими прыжками к глотке.

— Зачем?

— Надо, — касаюсь экрана и отправляю фотографию Руслану. Без пояснений и вопросов. — Надо, Аня, надо.

— Покажи, — тянется к телефону. — Хочу посмотреть. Я красивая?

3. Глава 3. А кто он?

В эфире тишина на снимок.

Две бледные галочки говорят, что фотография не просмотрена. Жду еще секунд десять.

Аня тем временем разувается, снимает пальто, прячет в рукаве шапку, серьезно насупившись, и смотрит на меня.