Целует каждый пальчик, растирает ладони, пока я умираю изнутри.

– Отпусти, – с трудом удается сказать хоть слово.

Оно царапает горло до нестерпимой боли. Выжимает из меня все соки. Кажется, словно сказала целую речь, высказалась, прокричалась, выпустила все из себя, а на самом деле произнесла всего одно слово.

– Нет, – жестко чеканит муж. – Ты моя жена, Полина. Умар – наш сын. И ты должна успокоиться, взять себя в руки и продолжить жить, как ни в чем не бывало.

От его серьезного, делового тона мурашки по коже. Слова эхом звучат в голове. Кажется, меня начинает вести, сознание куда-то уплывает. Все словно не со мной. Я, как сторонний наблюдатель, смотрю за театром абсурда.

Вот только ключевое слово здесь «как», потому это не театр. Это реальность, от которой хочется плакать и истерически смеяться.

– Как ни в чем не бывало? – со слезами переспрашиваю, находясь на грани истерики.

– Да, Поль, так, как будто ничего не случилось. И прекрати реветь и нервничать, последний раз повторяю. Чем сына кормить собралась? – упоминание Умара снова одергивает меня.

И опять на мгновение. Слишком большая рана и слишком сильно меня вгоняют в бездну.

– Я не смогу. Слышишь? Я не смогу это забыть. И я помню о сыне, которого вы хотите отнять у меня отнять. Как мне успокоиться, когда вы в любой момент можете все у меня отнять? И я не знаю, за что вы так со мной, что я сделала не так?

Меня прорывает. Внезапно. Слова вместе со слезами находят выход.

– Я думала, ты любишь меня, что у нас семья, что мы счастливы. А оказалось, это все ложь! – всхлипываю, продолжая дрожать от истерики. – Ты мне врал. Все время врал.

– Прекрати, – Марат хочет остановить меня, но я не хочу.

Кажется, если остановлюсь, если не выскажу все, никогда не смогу этого сделать. Не позволит. Победит.

– Я была инкубатором? Вы с самого начала так хотели, да? Вся сказка, в которую я поверила, была фальшивой, чтобы потом лишить меня всего. За что ты так со мной? За что?

Слезы застилают глаза. Хочу, но не могу посмотреть в глаза мужа. Все плывет. Только силуэт перед глазами. Но даже без взглядов, по давящей энергетике понятно, что он в бешенстве и сдерживается из последних сил, чтобы не задавить меня морально. Ему это под силу.

Но пока Марат лишь сильнее сжимает плечи, но не до искр из глаз. Просто ощутимо, чтобы в себя пришла. Так своеобразно заботится или боится, не знаю.

– А сын. Зачем он вам? Он ведь маленький, беззащитный. МОЙ! Слышишь? Он мой! Я не отдам вам его, – срываюсь на крик.

– Полина! – встряхивая за плечи, Марат прекращает зарождающуюся истерику. – Ты вообще отупела после родов, что ли?

Бьет словами хлеще пощечин. Я еще и оглупела.

– В чем я не права? – кричу, пытаясь вырваться, но кто же мне позволит.

Чем сильнее трепыхаюсь, тем жестче меня держат. Плачу еще сильнее. Потому что больно не только физически.

– Скажи мне, в чем я ошиблась. Почему ты выбрал ее? Я ведь тебя люблю, а ты с ней. Чтобы мне было больнее. С сестрой, которая моя копия. И даже волосы мои. Она все всегда у меня отнимает.

Хватка Марата слабеет. Я вырываюсь и стучу кулачками по его рукам, груди, куда придется, отпуская себя, пока позволяет, пока могу.

– И ты выбрал ее. Она все у меня отняла. Все! Почему она, Марат? Почему?

Голос полон отчаяния. Я в шаге от срыва.

– Потому что захотел. Почему – тебя не касается. Твои задачи: быть ласковой женой и кормить ребенка. Если, конечно, хочешь остаться при нем.

4. Глава 4

Полина

Смотрю на него и не могу поверить в услышанное. Он не мог такое сказать. Не мог. Только не мой муж. Но он уже не мой.

– Марат, – дрожащим голосом зову его, хватаясь за края накинутой рубашки. – Скажи, что ты несерьезно. Прошу тебя. Скажи.