Демид — хороший парень, но импульсивный. Он сейчас будет пытаться доказать мне, что не виноват. Будет пытаться все вернуть и сгоряча может воспользоваться этим контрактом. Может пойти на крайние меры…

Это пугает. Мне нужно быть умнее, нужно все продумать и опередить его. Выйти сейчас к нему тоже нужно.

Так будет правильно. Мерзко на душе, но правильно.

Снова смотрю в окно. Ермаков с места не сдвинулся. Его словно приклеили там к асфальту. На улице, как назло, еще и дождь начинается.

— Ладно, — психую и резко поднимаюсь на ноги. — Лен, прости, я выйду к нему. Спрошу, чего надо.

Достаю карточку, чтобы расплатиться, и зову официанта.

— Позвони мне, как доберешься домой, Саш. Я за тебя переживаю.

Киваю. Мы обнимаемся и вместе выходим из кафе. Лена сворачивает направо, а я перебегаю дорогу. Дождь усилился. Капли попадают на лицо, поэтому накидываю на голову капюшон.

— Чего ты хотел? — замираю напротив Ермакова.

Дёма молча открывает дверь в машине. Как дураки смотрим на сиденье.

— Промокнешь, — поясняет свой жест.

Мешкаю несколько секунд буквально и запрокидываю голову к небу. Черные тучи нависли над нами, и они полностью отражают состояние моей души сейчас.

— Ладно, — юркаю в салон. Наблюдаю, как Ермаков огибает капот и садится за руль. — И?

Демид вытаскивает папку с заднего сиденья. Протягивает мне.

— Что это?

— Посмотри.

С опаской перелистываю документы.

— Квартира, про которую ты говорила… Я ее никому не покупал и ни на кого не переписывал. Там все есть, — кивает на папку.

Квартира и правда принадлежит Демиду. Ася к ней не имеет никакого отношения. Я даже специально сверяю адрес, что был в файлах журналистки.

Она врет, получается? Или он врет? Что стоит подделать бумажку, с его-то связями и деньгами?

Хотя какая мне разница?

Чувствую себя той, кем меня свекровь обзывала. Какое мне дело до чужой квартиры? Да, есть то, что мы нажили в браке, но все же будем честны, Ермаков может себе десяток квартир позволить. Разве это значит, что я должна претендовать на каждую? Нет.

Я просто хочу забрать то, что положено мне по закону, и уйти.

И плевать, кто и что скажет. Я пострадавшая сторона сейчас! Не Ермаков.

— Это должно что-то для меня значить? — возвращаю ему папку.

Муж, мой почти бывший муж, упирается ладонью в руль и качает головой. Смотрит ровно перед собой. На нем по-прежнему очки, кепка и капюшон.

У него кадык дергается. Дёма сглатывает, приоткрывает губы. Я с волнением жду, что он скажет, но следующие минуты три мы сидим в тишине.

По машине барабанит дождь. Громко так, оглушает просто.

Смотрю, как капли стекают по стеклам. В такую погоду самое то страдать по утерянной любви.

— Я не хочу с тобой разводиться, — произносит Ермаков. — Я не хочу тебя терять. Я не могу тебя потерять. Просто не могу, Саша. Это слишком. Все что угодно, только не расставание. Я много прошу, знаю, но…

— Все что угодно? Давай я тоже ребенка на стороне заделаю, а? Ты слышишь себя? Дём, год. Понимаешь? — В глазах снова слезы. Мы начинаем по сотому кругу. Это убивает. Каждое слово, взгляд. Каждый намек.

Он меня наживую потрошит сейчас, сердце уже вырвал, теперь душу сожрать хочет.

— Понимаю. Именно этого я и боялся. Ты бы ушла. Если бы я тебе сразу все рассказал, ты бы ушла. Просто хотел отсрочить неизбежное. Врал. Молчал. Но ты бы ушла…

— А если нет? Только представь, что тогда все можно было спасти. Представь и живи с этим. С несбывшейся надеждой и верой. Как я. Потому что думала, что мой муж не способен на обман. На предательство не способен! А ты меня растоптал. За что, Дём? Почему?

Тереблю свои волосы и смотрю Ермакову в лицо. Меня бесят его очки, и я просто вытягиваю руку, чтобы их с него сорвать. Касаюсь колючей щеки случайно, и током прошибает.