В итоге, все закончилась неплохо. Глеб сказал, что мне перезвонит в ближайшее время. И был Сашенька в порядке. Я не отходила от него весь вчерашний день, и почти всю ночь просидела на полу у кроватки, наблюдая за мирным посапыванием малыша. Ушла спать только после того, как глаза начали слипаться и отказывались открываться вновь.

Единственный плюс, почти бессонной ночи — после страшного сообщения, я почти смогла убедить себя, что это все пустые угрозы. И то, что Сашенька сейчас начинает возиться у меня на руках, помогает принять тот факт, что мои страхи хоть не беспочвенны, но напрасны.

— Доброе утро, — заглядываю в глаза сыну и чуть его подбрасываю в воздух, чтобы перехватить удобнее.

Сразу же слышу его задорный смех. Он греет душу. Страх постепенно начинает отступать, а усталость наваливается на плечи, но отдыха мне теперь не видать. Нужно идти кормить сына.

— Как насчет каши? — широко улыбаюсь малышу.

— Кася-я-я! — он поднимает маленькие ручки и пытается схватить меня за щеки.

Я осторожно отворачиваюсь от его цепких пальчиков, усмехаюсь.

— Каша, так каша, — бормочу, выходя из комнаты и направляясь в соседнюю комнату.

В квартире, которую мы с сыном снимаем у нашей соседки, маленькая и очень светлая кухня. Белые с розовыми цветами обои, большое окно, бежевые шкафчики на полу и стене с одной стороны комнаты добавляют не только света, но и пространства. Прохожу вглубь комнаты, сразу направляясь к холодильнику у окна, вид из которого открывается на двор. Достаю молоко, а из шкафчика рядом вытаскиваю манную кашу. Мой ребенок ее просто обожает. В этом он тоже пошел в меня. В детстве я почти каждое утро просила у бабушки готовить манку… с комочками. Бабуля бормотала, что это извращение, но все равно исполняла “заказ”.

— Может, на стульчик сядешь? — указываю головой на стоящий сзади стол, за который задвинуты два деревянных стула с большими подлокотниками.

— Неть, — поджимает губки сынишка, глядя на меня строго, совсем как его отец.

Воспоминания о Леше больно сдавливают грудь. Мотаю головой, чтобы от них избавиться.

Сашенька сильно вцепляется в мою шею, как бы показывает, что хочет остаться у мамочки на ручках, поэтому я сдаюсь.

— Ла-а-адно, — хмыкаю обессиленно.

Едва успеваю поставить наполненный молоком сотейник на плиту и включить газ, как раздается звонок в дверь. Желудок стягивает в тугой узел. Воспоминания о вчерашнем сообщении проносятся перед глазами.

Нет! Нельзя позволять им захватить разум! Да, я никого сегодня не жду. Но накручивать себя — последнее, что нужно делать. Особенно, когда мое будущее висит на волоске.

Сильнее прижимаю сына к себе и на негнущихся ногах иду к двери. Стук сердца отдается в ушах, и мне кое-как удается контролировать поднимающуюся в теле панику. Кусаю щеку, когда смотрю в глазок, после чего протяжно выдыхаю. Облегчение волной проносится по телу. Поворачиваю ключ в замочной скважине и распахиваю дверь.

На лестничной площадке стоит соседка в длинной белой ночнушке, тапочках и накинутой на плечи серой шалью.

— Что-то случилось? — спрашиваю первым делом взволнованно, тетя Зина кажется какой-то бледной.

— Да, голова раскалывается, — подносит пальцы к виску и осторожно трет. — Давление скачет, а у меня таблетки закончились. Может, у тебя получится спуститься в аптеку. Я пока с Сашей посижу? — протягивает руки, и сынишка тут же отпускает меня, перелезая к доброй женщине на руки.

Бросаю взгляд на плиту.

— Сейчас только молоко выключу, я кашу хотела сварить, — дергаюсь в сторону кухни, но тетя Зина кладет свободную руку мне на плечо.