— И мужские вещи я тоже, по-твоему, фотошопом в квартиру пририсовала? — злится Алена.

Я в ответ лишь пожимаю плечами.

— Да пошла ты! — окончательно звереет подруга и вскакивает с дивана.

— А что такого? Если Артур существует, в чем проблема ему позвонить?

— Он сейчас в самолете и приземлится только через… — кидает взгляд на наручные часы Алена, — два часа.

— О, как удобно. В самолете он. Ну да, ну да.

И тут я подмечаю, какие именно часы красуются на руке Алены. Новые. И дорогие, я знаю. Видела такие, когда мы с Германом выбирали в салоне часы для меня. И подозрения снова со смаком вгрызаются в мой воспаленный мозг. Может, их приобрел Герман?

Ну, а что, мне подарил, и ей заодно. Не обделять же мою любимую подругу, в самом-то деле.

— Да, в самолете! — взбешенно продолжает Алена. — Все, Маша, с меня хватит. Я не собираюсь доказывать, что не верблюд. Я уже четко поняла: ты все равно найдешь, к чему прикопаться.

— Я не прикапываюсь, я хочу выяснить правду. Скажешь, ты бы не захотела на моем месте?

— Захотела бы, — соглашается Алена. — Вот только ты бы стала последней, кого я стала бы подозревать! Знаешь что, твои отношения с Герой меня вообще не касаются, разбирайся с ним сама. Если тебя устраивает жить с кобелем, то пожалуйста, живи сколько влезет.

Мне снова безумно хочется прокричать ей в ответ, что я не собираюсь с ним жить. Ни за что. Ведь речь не о том, что Герман ошибся, оступился и сильно сожалеет. Он цинично и хладнокровно наставлял мне рога в течение длительного времени. Какая тут семья, какие совместные ценности? Но я упрямо поджимаю губы и молчу.

— Я тебе вот что скажу, — между тем продолжает хлестать меня словами она, — та, в кого ты превращаешься из-за него, уже не та Маша, которую я знаю. Стоило ли вообще прощать своего муженька, если ты теперь готова подозревать всех и вся? И ладно всех и вся, но меня? Меня?! Я хоть раз в жизни дала тебе повод усомниться в себе? А? Хоть раз тебя предала? Нет. Мы же всегда были друг за друга горой… А теперь… — Подруга морщится и взмахивает рукой. — Я с тебя хренею! Все, я пошла. Можешь не провожать.

Алена хватает сумочку со столика и несется к выходу. Перед тем, как выйти в коридор, бросает из-за плеча:

— И еще кое-что. Когда поймешь, что зря на меня наехала, можешь даже не звонить! Если ты настолько мне не веришь, я не вижу смысла общаться. Но добрый совет по старой дружбе все-таки дам: сходи, что ли, к психологу. Или еще лучше — к психиатру. Попей таблеточки, может, мозги и встанут на место.

Уже себе под нос она бросает в сердцах, цокая каблуками по мраморной плитке:

— Просто капец какой-то!

Еще через несколько секунд в коридоре с силой хлопает входная дверь, а я так и остаюсь сидеть на диване, невидящим взглядом пялясь на то самое место, где сидела подруга.

В голове назойливой пластинкой снова и снова крутится гневная отповедь Алены.

По щекам опять бегут слезы, и я вытираю их тыльной стороной ладони, поджимая губы и всхлипывая.

Мы ведь с Аленой до этого ни разу толком и не ссорились, так, спорили порой по мелочам, и все. Что, если я и правда перегнула палку? Что, если потеряла подругу из-за беспочвенных подозрений?

О-о-о… Грудь щемит от боли, и мне так хреново, что хочется выть.

Меня снова разрывает на две части. Одна упрямо кричит: «Верни Алену, поговори с ней, помирись. Она не врет, она бы тебя не предала».

Вторая ехидно нашептывает на ухо: «Алена хорошо тебя знает. Даже лучше, чем муж. Тем проще им было сговориться и совместно усыпить твои подозрения. Зря, что ли, Герман решил посоветоваться с ней насчет поездки? У него что, своего ума нет? Мог спросить у тебя напрямую. Но не спросил. На крайний случай выведал бы у тебя невзначай, ведь до годовщины еще полтора месяца, куча времени. С чего вдруг ему понадобилась эта информация именно сейчас? А с того, что это все просто подготовленный заранее концерт для тебя. Чтобы ты поверила, что он сожалеет, старается загладить свою вину».