Чувствую каждый его толчок.

Обхватываю ладонью пылающую жаром щеку и прислоняюсь лицом к виску.

Нахожу губами мочку уха, прихватываю её, всасывая с диким удовольствием.

Какая же она вкусная.

Кожа нежная, пропитанная лёгким фруктовым ароматом.

Если бы ты только знала, как я дурею от тебя. Как схожу с ума. Стольких нечеловеческих усилий мне стоит сдерживать себя, чтобы с дикой животной похотью не ворваться в твоё хрупкое тело и не растерзать в безумном порыве.

«Янка... Моя нежная, сердечная девочка...» — вдыхаю запах спелого персика с мёдом, и затылок простреливает животным возбуждением. Член, грозясь вот-вот порвать ширинку, наливается кровью, чей ток отдает бешеной пульсацией в висках.

— Женя... — шепчет она, задыхаясь. Елозит портмоне по моему затылку.

Ловко выхватываю из руки кошелёк и засовываю в карман её халата.

— Тише, Мышонок, — шепчу ей в губы, — расслабься. Сюда никто не войдёт.

Наощупь нахожу защёлку и бесшумно прокручиваю её, запирая дверь на замок. У нас есть пара минут, отчего момент близости чувствуется ещё острее и ярче.

Теперь можно окунуться с головой в нашу страсть. Съесть её. Доставить ей удовольствие и получить самому. Заставить хотя бы на время забыть о насущных проблемах.

Легонько смыкаю зубы на горячей шее, извлекая из горла Яны сладостный стон.

От хриплых ноток её голоса по телу проскакивает дрожь.

Волна тока, хлынувшая по спирали вверх, обвивает каждый позвонок теплом, ударяет в голову мощным желанием, отрекошетив, сползает по рецепторам вниз, разливаясь жаждой по окаменевшему члену.

— Хочу тебя... — шепчу, словно в бреду, вцепляясь пальцами в узелок махрового пояска. Развязываю его. Распахиваю халат, оголяя хрупкие плечи.

— Женя... остановись, не нужно. Дети рядом... — как же неубедительно звучит из её сладких уст мольба.

— Мы тихонечко, малыш. Обещаю, я быстро, — осыпая поцелуями изгиб её тоненькой шеи, прикусываю кожу рядом с ключицей. Яна издаёт рваный всхлип, награждая взамен мои шейные позвонки царапинами. Боль ещё больше заводит, удваивает в крови адреналин, разгоняет по венам чистое безумие.

Забравшись пальцами под лифчик купальника, сдвигаю треугольнички вверх, ладонями накрываю упругие полушария, сдавливаю, царапая кожу об острые соски.

— Боже, перестань... Мммммм... — звучит протяжно и томно, как приглашение. И я срываюсь, принимаю его, сжимаю пальцами тугие вершинки, оттягивая, перекатываю между подушечек, пока Янка не начинает скулить и содрогаться от удовольствия.

Твою же мать...

Какое-то необъяснимое наваждение.

Сознание напрочь выжигается охренительным дурманом. Нестерпимо её хочу. Всю. Себе. Без остатка. И так каждый раз, когда прикасаюсь к ней, теряю рассудок. Хочется напиться ею в хлам и сорваться в пропасть, не помня себя.

Врезаюсь поцелуем в сладкие губы, жадно сминая их своими. Вгрызаюсь в мягкую плоть. Янка откликается глухим стоном, сгребая в кулачки мои волосы. Затылок опаляет сильнейшей наркотической дурью. Чувствую, как хочет меня. Дрожа, вжимается своим телом в моё, навстречу толкаясь языком. Её желание не меньше моего, и от этого становится вдвойне приятней.

Не медля ни секунды, подхватываю под попу.

— Женя!!! — взвизгивает от неожиданности, прижимаясь ко мне плотнее и следом шепчет: — Темно ведь. Сейчас что-нибудь опрокинем или упадём.

— Я держу. Не волнуйся, — разворачиваюсь к стиральной машинке и резко врастаю в пол от разразившейся череды звонких ударов в дверь и какофонии детских голосов.

— Отклывай! Полиция! Мы вас обналузили! Зень, поднимай луки ввелх и выходи. Зиво!

— Мать вашу... — рычу под Янкино негромкое хихиканье. — Сорванцы-полицейские, чтоб вас...