Николаша – единственный подчиненный Раисы Васильевны. Числился он дворником, но, как человек мастеровой и начитанный, мог выполнить любую работу. Бесценный сотрудник, однако, как и большинство бесценных, имел слабость. Чаще всего эта слабость проявлялась в день зарплаты. Поддавшись слабости, Николаша совершал разные не совсем обычные поступки, один из которых толкнул дворника на скамью подсудимых. Там ему определили условный срок, потому-то и не хотела Раиса Васильевна раньше времени беспокоить стражей порядка.

– А может, мы сами как-то откроем? – с превеликой надеждой посмотрела заведующая на учителя рисования.

Иван Иванович уж лет двадцать пять был влюблен в Раису Васильевну, а потому ее желание – всегда закон. Педагог чуть зарделся и толкнул дверь плечом. Дверь чуть дернулась, но не открылась. Иван Иванович толкнул еще раз и задумался. Возможностей исполнить желание любимой явно не хватало, но и отступать было никак нельзя.

– Я сейчас, – крикнул учитель и поспешил прочь от крыльца. – Семеныча приведу.

Трудовик Павел Семенович явился с металлической линейкой. Сунув линейку в щель между дверью и притворной стойкой, трудовик минуты три посопел и дверь открылась.

Они осторожно перешагнули музейный порог, и упругая пружина захлопнула дверь. Все вздрогнули. Залов в музее два: основной и малый. Малый прошли без приключений, а вот в основном зале ждал их сюрприз.

На полу, под картиной «Подлость» местного художника, лицом вниз и раскинув руки в стороны лежал седой мужчина. Возле головы его валялся топор.

Раиса Васильевна вскрикнула и пошатнулась. Иван Иванович поддержал ее за талию, Семеныч нагнулся к мужчине и объявил.

– Мертв…

Раиса Васильевна всхлипнула, Иван Иванович покрепче взялся за ее талию. И как раз в этот момент скрипнула дверь и послышались тяжелые шаги. Все обернулись. По малому залу шел незнакомец весьма крепкого сложения. Он вошел в большой зал, могучей рукой отодвинул присутствующих и произнес.

– Обана… Трупешник… Кто его?

– Не-не знаем, – еле слышно выдавила из себя Раиса Васильевна.

– Инспектор Томин, – представился незнакомец и сразу же схватил быка за рога. – Мне на улице сказали, что в музее какие-то непонятки, а я думал кражонка, а тут… Кто это?

Все пожали плечами, кроме инспектора, естественно, а тот нагнулся к трупу и перевернул его на спину. И в таком положении мертвеца никто не признал.

– Так, так, – Томин выпрямился, вытер ладони о штаны и обвел всех строгим взглядом. – Рассказывайте....

– Понимаете, – оживилась и засуетилась Раиса Васильевна, – я пришла, а замка нет… Никогда ж такого… Тут Иван Иванович… Подергали и никак… Потом Павел Семенович открыл…

– Кто открыл? – взмахом ладони остановил сбивчивую речь заведующей инспектор.

– Я, – мгновенно признался Семеныч. – Иваныч попросил, я и…

– Как была заперта дверь?

– Примитивная щеколда, – трудовик махнул рукой. – Типа «задвижка дверная» без всяких прибамбасов. Я дверь потянул чуть на себя, ослабил, стало быть, потом потихонечку линеечкой чик-чик…

Инспектор кивнул и спросил.

– А закрыть таким же образом снаружи щеколду можно?

– Ну, – Семеныч замялся, – если очень постараться, хотя…

– Что «хотя»?

– Глубоко щеколда была задвинута… До конца… Изнутри это мигом, а вот снаружи надо покопаться, и вряд ли убийца стал бы долго возиться на освещенном крыльце…

– Предположения меня не интересуют, – оборвал трудовика Томин. – Мне нужны только факты, – инспектор стремительно повернулся к Раисе Васильевне: – Долго он открывал дверь?

– Вы меня подозреваете? – удивленно выпалил Павел Семенович.

– Я всех подозреваю, такая у меня работа, – строго глянул на трудовика инспектор и опять повернулся к заведующей. – Ну…