Вернусь и жестко препарирую – его и себя. Вскрытие все и покажет - решила я и постаралась успокоиться. И все равно - трогала потом пальцами губы, ходила взглянуть…  Закрывать глаза нельзя было – просыпались те ощущения и тянуло требовательно, просило продолжения, ныло!  Тихо и безнадежно я проклинала себя и его… Тогда и попросила у стюардессы буклет о стране, в которую летим.

   Авиасообщение было формата из точки в точку: Москва - Дахран.  Я узнавала об этом городе еще раньше – относительно небольшой, на востоке Саудовской Аравии, в восьми километрах от Персидского залива.  Всего около ста двадцати тысяч жителей, из них шесть с лишним – американцы и это, в основном, рабочие.  Дархан – центр нефтеразработок. В городе есть международный аэропорт и расположены военная и воздушная американские базы.  Одним из образовательных учреждений является Нефтяной институт, где какое-то время преподавал мамин муж.  А еще в Дахране расположена штаб-квартира самой большой в мире нефтяной компании Saudi Aramco.  И в этой местности летом не так жарко – спасают океанские муссоны.  Все дела…

   Мы приземлились.

   Встречали мама и Джаухар.  Для меня все происходило будто в тумане – сумбурно, смазано, скомкано.  Ни рассмотреть их толком из-за поплывших вдруг слез: только, что он в клетчатом платке и белой хламиде, а мама в цветной и шарфе.  Ни связать грамотно двух слов: вместо заученного цветистого приветствия - «здрасьте, джабб».  Ни толком расслышать что они говорят: из-за шума в ушах…  Почему-то я дико волновалась и нервничала.

   Ситуацию спасла, как почти и всегда, Яна.   Я напомнила ей, что это ее бабушка и она послушно повторила:

-  Бабоцька.

-  Вот бабочкой я еще не была, - умильно протянула мама, картинно взмахнув широкими рукавами: - Но в принципе не против.  Бабочка, так бабочка.  А как деда будем звать?

   Получалось - «дэт».

   Джаухар сел рядом с водителем, деликатно дав нам возможность поговорить.  Черная машина была очень длинной и просторной, а между задними и передними сиденьями поднималась чуть затемненная стеклянная перегородка – звуковая изоляция.

-  Приедем очень скоро, - быстро заговорила мама, - хочу тебя предупредить – дорогих гостей встречают все домочадцы.  Тут у них обычай – всегда один из сыновей живет вместе с родителями.  У Джаухара их шестеро, но так получилось – в этот раз увидишь ты только одного.  К чему я?  Он инвалид, Ксюша, и передвигается в коляске.  Пожалуйста, не выказывай жалости – мальчик ее не заслуживает.  И еще… - озабоченно смотрела она на меня, - не влюбись только.  Там…  увидишь сама.  Они тут или красавцы писаные или уроды, середины я не замечала.

-  Смешно, мама, - покачала я головой.

-  А вот и нет, - примиряюще улыбнулась она, - женская жалость штука странная и даже страшная.  Помнишь…? – и запела тихонько: -  В селах Рязанщины, в селах Смоленщины слово «люблю» непривычно для женщины. Там, бесконечно и верно любя, женщина…

-  … скажет: «Жалею тебя», - тихонько присоединилась я.

-  Зы-ылею бидя! – взвыла вдруг рядом Янка.

-  Умница наша! – положительно отреагировала на это мама, - но нужно работать над произношением.  Поощряли, забавлялись?  Можешь не отвечать...  А я предупреждала. Уздечку у нее смотрели? А нёбо?  Хорошо. Ладно… все это потом.

    Мамина специальность была - логопед.  Взглянув в окно, она торопливо добавила:

-  Тут традиции, условности…  свой этикет, Ксюша.  Я сразу уведу вас на отдых и остальной инструктаж уже потом.   И не трусь – ничего там сложного, просто нужно знать.  А сейчас можешь вообще молчать. Моргай, кивай и улыбайся.