-  Да, - сдалась я, с усилием выдирая себя из его рук.   Старательно отвлекаясь от того, что творилось внутри, кивнула на распаренную Янку и быстро зашептала: - Нужно раскрыть ее - лоб влажный, и страшно разбудить – закрутилась вся.

-  Форточку открой, и правда - душновато. Спасибо, -  осторожно поцеловал он мои волосы, - пойду вымоюсь и переоденусь.  Она поела утром, потому и спит до сих пор.  А я бы кофе выпил.

-  Хорошо.  Иди… - отошла я приоткрыть фрамугу.

  Весь этот день был заполнен Яной.  Она и правда рычала - просто дивно.  А вечером, постелив себе на диване в детской, я пожелала мужу спокойной ночи и ушла спать туда.

   Яна долго не засыпала.  И пришлось петь ей песенки, рассказывать про Колобка, потом отвечать на вопросы… «а кообок пацькает газки, када катица?»  И что тут ответишь? Не продумали сочинители.  И в самом деле – катится ведь глазками по земле.

  Ребенок это главное - да.  И я подумаю, честно попытаюсь, как и обещала.  Поверила я, что секса не было? Пятьдесят на пятьдесят.  Вадим казался искренним, но и Марине я верила – отношения там были теплыми, а как далеко все зашло…?  Что-то же было?  У меня вон и без всякого тепла зашло дальше некуда. Переиграть бы, вернуть назад время!  Но это случилось и так уже и останется.  Раньше я собиралась сказать Вадиму о ночи в гостинице – чтобы ему было так же плохо, как и мне.  Но не теперь…  он оставил подробности за кадром, значит уравновесим - подробностей не будет.

  Это неправильно в корне, в принципе! Нечестно. Потому что, если я решусь, мы будем начинать с чистого, нового листа.  А получается – не с чистого, а запачканного моим враньем.  Но и у меня тоже есть право на единственную ошибку и тоже - без подробностей.  Нужно время.  Может получится уговорить себя, что та ночь была просто таблеткой от обиды, средством для заживления раны?  Чтобы не давило оно каменной глыбой!

   Больше я пока не надумала ничего.  Трудно решать здесь и сейчас, когда знаешь – пойди я к нему и случится лучшая ночь в моей жизни, а может и в его. Потому что я хотела этого – до жара и пота, до тянущей боли там, где положено. Потому что тоже соскучилась. Потому что хочет он и всеми силами станет замаливать свою вину.

   Спалось отвратительно – ворочалась, смотрела в потолок… слоны вытоптали весь мозг!  Не спал и Вадим.  Я слышала, как он два раза проходил на кухню.  Первый раз, наверное, просто попить воды, а второй… я задремала и уже не слышала, когда он вернулся в постель.

   Мне нужна была трезвая голова, чтобы понять – смогу я жить, не домысливая его «подробности»?  Безоговорочно верить ему опять? Почему-то же он не хочет ими делиться? А может потому, что и я – страшно и стыдно признаться, что слишком ярко и вкусно все было?  От этого и тошно и больно, и проклятая ревность душит!  И Дамокловым мечом – моя гастроль...  Я запретила себе углубляться в самобичевание, это путь в никуда.  Пожалела о сделанном, осознала и хватит. Хватит уже!

   Следующий день наглядно показал – находиться рядом трудно, почти невыносимо. Может потому и вели мы себя неестественно.  Старались обойти, не касаясь друг друга – каждый по своей причине, разговаривали с каким-то… преувеличенным оживлением и готовностью, но коротко и только по делу.  Снова замолкали… поглядывали, стараясь особо не демонстрировать свои взгляды – будто изучали друг друга или старались вот так – уже без препарирования душ, прочитать мысли и понять состояние. Яську забодали своим вниманием!  Не понимали, как вести себя и нечаянно, изо всех сил старались, чтобы хоть выглядело все, как раньше.  Хотелось… немыслимо сильно хотелось поменять что-то в себе и муже обратно, вернуть то время или напрочь забыть это - неловкое, больное.   Не получалось.  Хотелось сказать – «не верю», как Станиславский. Вадиму, наверное, тоже.