- Подробностей не будет, Ксень, - отрезал он, - но я не изменил тебе.
- Да к черту! – всхлипнула я, - уже все равно… ты на это время забыл про меня, меня будто не существовало! И дома почти не бывал.
- На работе завал, ты же знаешь о продаже, - тянул он ко мне руки. «… это видно - когда руки тянутся, он ласкал их…»
- Ты же уничтожил меня, размазал! Ты… - задохнулась я словами и не знаю, чем еще: - Подробностей не будет? Ну… тогда их не будет. Да - не будет. Не подходи ко мне сейчас, не касайся, не трогай. Я думаю - не мешай мне думать. И иди, наконец, переоденься и вымойся с дороги. Сколько можно? Бесит. И я сплю в детской. Хотя какая разница, да? Я и в нашей постели тебе не сильно мешала.
- Это была ошибка. Я ошибся, увлекся! Ксюша, послушай меня – она мизинца твоего не стоит! Это было наваждение, бред какой-то, - встал Вадим и пошел ко мне вокруг стола.
- Не лезь ко мне. Не вздумай, - шипела я.
- Никого не было… эти полтора месяца. С тех пор, как мы с тобой… я так соскучился, - вздернул он меня со стула и рывком прижал к себе. Стал целовать волосы, затылок… потому что я отворачивалась, вырывалась.
- Только тебя… одну люблю, - бормотал он мне в ухо, целуя и его тоже, проводя там языком, всасывая мочку…
- Больше никому не говорил… никто другой… мне не нужен – я понял. Это просто ошибка – первый и единственный раз так - не устоял… черт! – пробормотал он, настороженно замирая.
- Не устоял? Трудно было? – взвилась я, оттолкнула – взялись откуда-то силы. Сползла опять на стул, отвернулась:
- Не подходи, не лезь ко мне. Ты мне зачем теперь… сейчас? Поздно уже, понял?!
- Прости, - легко гладил он меня по плечам, - прости меня. Я понимаю – тебе противно…
Я засмеялась в салфетку, вытирая нос и глотая слезы. Противно? Значит, все-таки есть причины для «противно». И у меня они есть, и, кажется, должно быть легче от этого. Почему же не становится?
- В голове мутится от страха, - бормотал он, - очень боюсь потерять вас, Ксюш. Я не вру, не спал с ней.
- А уже все равно, - тяжело поднялась я со стула. Все равно не было – страшно до колик в сердце, тошно от себя и от него, гадостно!
- Прошу тебя – попробуй… подумай, может ты сможешь? Я прошу у тебя прощения, - медленно опустился он на колени, - что еще мне сделать, скажи, пожалуйста? Что может спасти нас – нас троих, Ксень? Я люблю Янку, тебя люблю. Прости меня, идиота, - обхватил он мои колени, прислонившись головой. Втянул воздух сквозь сцепленные зубы, плечи дрогнули… Я опять заплакала, только тихо.
- К маме… съезжу с Яной. Мама звала в гости, - села я, перестав его отпихивать. Руки нечаянно потянулись… провела по его волосам. Ничего не видела – будто в соленом тумане все.
Он шевельнулся, поднял голову: - Ты не будешь просить развод?
- Не могу думать рядом с тобой, не получается. Убить хочется, - давилась я слезами.
- Убивай. Только не плачь. Когда ты хочешь ехать, сразу? Лучше не надо, Ксюш. Нам нельзя сейчас разбегаться, даже на время. Пошли, - вдруг потянул он меня за руку, будто на что-то решившись.
Я упиралась, тормозила. Когда поняла, что тащит не в спальню, сопротивляться перестала. Мы вошли к Янке. Она еще спала, но уже успела покрутиться в кроватке – простынь сбилась и из-под нее выглядывала ножка и край розовых трусиков.
- Смотри… - обнял меня со спины Вадим, поставив перед собой: - Я думал не о том, о чем... нужно в первую очередь, и ты сейчас - не о том. Вот она – главное для нас. Ей нужны мы двое. Я не манипулирую тобой при помощи ребенка – просто четко осознал за эти дни. Только в несчастливой семье и дети несчастливы – знаю по себе. Обещаю тебе, - горячо шептал он мне в ухо, - сделать все, чтоб Янка была счастливой. Езжайте к маме, Ксюш. Ты хочешь, ты решила – езжай. Я буду звонить каждый день. В сентябре у нас сделка – первые числа. И сразу полечу за вами. У нас с тобой тоже сделка - доброй воли: я доверяю тебе и отпускаю с Яной к маме. А ты обещаешь подумать. Ксюша?