– Нет, – говорит он коротко и упирается другой рукой в мое плечо. Перед глазами все белеет. Он делает что-то, и боль пронзает меня, несмотря на обезболивающее, мучительной обжигающей чертой рассекая мне предплечье. Я смотрю вниз и в безмолвном изумлении разеваю рот: красно-синяя шишка вспухает под кожей, что-то твердое торчит под ней, повернувшись не в ту сторону. Дравик, взгляд которого становится пустым, договаривает: – Чтобы сломать ее.

Неделю после этого я думаю, что Дравик сломал мне руку в наказание: за то, что не смогла справиться с собой, за то, что не отдыхала, за то, что приняла вызов Ракса. Я правша, поэтому все, что прежде я могла делать с легкостью, теперь мне едва удается. Ходить в туалет становится труднее. Помыться – тем более. Я проливаю, роняю, разбиваю чашки и тарелки. Самые простые вещи вроде использования ложки во время еды бесят, потому что держать ложку приходится в левой руке, да еще Дравик выжидательно наблюдает за мной, и от этого становится совсем не по себе. Он такой же, как благородные в борделе, как отец, – все они готовы сломать то, что вызвало у них недовольство. Только потому, что способны на это.

– Что, я не очень аккуратна? – огрызаюсь я за завтраком, заметив его взгляд, от которого каждый дюйм моей кожи вспыхивает, а сердце выстукивает в груди яростный ритм. – Это вы, черт возьми, сделали со мной!

Дравик снова углубляется в газету.

– Ты уже ознакомилась с расписанием на сегодня?

Я хлопаю здоровой рукой по столу и вскакиваю:

– Вы такой же садист, как остальные! Вам нельзя было доверять!

– На твоем месте я бы поберег ее, – легким тоном отзывается он, указывая на мою руку. – Ведь она у тебя осталась одна.

Я стискиваю вилку так, что пальцы болят, но где-то на полпути между жгучей яростью и стыдом успеваю опомниться. С его стороны это было не проявление заботы, а угроза: если я снова рассержу его, он с легкостью сломает мне и вторую руку.

Я чувствую себя ребенком – беззащитным, от которого ничего не зависит. Однажды доверившись этому человеку, я сделала ошибку. Он мне не друг, а деловой партнер. Мы используем друг друга. С ним у меня больше шансов уничтожить Дом Отклэров. Он неизменно собран, терпелив, расчетлив, а я… все порчу.

Где хладнокровная девушка, готовая сделать все, что от нее потребуется?

Со сломанной рукой наводить порядок в особняке я могу только одним способом – смахивая пыль с поверхностей, к тому же я не в состоянии быстро спрятаться, услышав чьи-нибудь шаги. В первый раз Киллиам застает меня в восточном крыле дома, в библиотеке, полной бумажных книг и запаха времени. Я прячу за спину метелку, но поздно: от его улыбки морщатся даже кустистые белые брови.

– Барышня, по условиям соглашения вы не обязаны помогать мне по дому.

Я фыркаю:

– Сама знаю.

Киллиам улыбается еще шире и уходит, не добавив ни слова.

Постепенно мне удается есть не так неряшливо, как в первые дни после травмы, а более аккуратно. Я нахожу способы справляться с неловкостью левой руки, с тем, что пальцы на ней расположены иначе, с иным напряжением мышц. Но с верховой ездой ситуация обстоит плачевно: не имея возможности двигать одной рукой, я теряю равновесие в седле. Серебристые вихри скапливаются вокруг моего гипса, будто перелом вызывает у них любопытство.

– Да в порядке я, – рявкаю на них. – Налетели, как мухи!

Как и следовало ожидать от садиста, во время первой же тренировки с копьем Дравик требует, чтобы я держала его в левой руке. Серебристое копье возникает из ладони Разрушителя Небес, стоит мне подумать: «оружие». Нож в спине отца, на моей ключице. Нож, приставленный к горлу матери.