— Мужская логика, слышала про такую? — буркает, заводя машину, от чего свет в салоне гаснет.

Громко фыркаю, схватив сабо и вернув его на ногу.

Сложив на груди руки, смотрю в окно на подсвеченное огнями побережье. 

В моей переброшенной через плечо сумке вибрирует телефон. 

Игнорирую, потому что вид знакомых вилл на въезде в поселок ускоряет мой пульс.  

Две маргариты и висение вверх тормашками съездили мне по мозгам не хуже шести шотов подряд. 

Скидываю с ног обувь и вытягиваю их между двумя передними сидениями, толкнув локоть Феди. Убирает руку, кладя ее на руль.

Опустив подбородок, заглядываю в зеркало заднего вида, поймав там быстрый взгляд. Прячет его, глядя на дорогу.

Молчим, еще раз пересекаясь в зеркале. У него такой тяжелый взгляд, что к этому всерьез нужно привыкнуть. Это из-за его бровей. И из-за цвета глаз. И вообще из-за всего его лица… 

Но в нем… черт…

В нем все на своих местах. Все его «причуды». Они в гармонии друг с другом, это точно.

А вот я сама не понимаю, что творю!

Дом Немцевых погружен в темноту. Подъехав к гаражу, мой водитель делает дозвон и ворота медленно ползут вверх.   

— Выходи, — говорит тихо, не двигаясь с места. 

Дышим в тишине салона под тарахтение двигателя.

— Я с тобой… — говорю полушепотом.

— Тоня, — устало вздыхает Федя, впервые произнося вслух мое имя, и трет ладонями лицо, добавляя. — Я целый день за рулем. Мне нужно закрыть гараж. 

— Поэтому ты на тусовку, а не домой поехал? — спрашиваю дрогнувшим голосом. 

— А тебе какая забота? — из темноты отвечает он.

— Я хотела поговорить…

— Поговорили уже. Выходи.

Подхватив с пола свои сабо, выбираюсь наружу, вставая кончиками пальцем на остывший бетон.

Машина тут же трогается с места, въезжая в гараж.

Под грохот своего сердца вижу, как он выбирается из салона, захлопывая дверь и распихивая по карманам ключи и телефон.

Захожу внутрь и опираюсь плечом на дверь, ведущую в дом. Слежу за тем как медленно ползет вниз гаражная дверь. Федя занят тем же. Когда дверь полностью опускается, тихо говорю:

— Нет.

— Нет? — кладет он руки на бедра и оборачивается ко мне.

— Нет, — повторяю, снимая переброшенную через плечо сумку и опуская ее на пол у своих ног. — Это ответ на твой вопрос. Ты мне не… неприятен.

Его глаза впиваются в мое лицо. Снова задумчиво кривит губы.

— Нет, — смотрит в потолок. — Это ответ на твой. Я не думаю, что это плохая идея.

Конечно, я должна иметь свою голову на плечах и иметь собственные четкие ответы на вот такие вопросы, но в этом уравнении нас двое...

Опустив лицо, смотрю в пол и прошу:

— Тогда… поцелуй меня. Может нам вообще не понравится…

Тихий хрипловатый смех пускает мурашки по моему телу. Прижавшись спиной к стене, смотрю в пол до тех пор, пока перед моими глазами не возникают носы белых кед, а в стену по обе стороны от моей головы не упираются две ладони.

Втягиваю носом воздух, слыша его участившееся дыхание. Я тоже дышу как паровоз. Склонив голову, проводит носом по моей щеке и задевает ее губами, шепча:

— Не понравится?

Мои колени слабеют. Взмахнув рукой, кладу ему на грудь, чувствуя, как грохочет под ребрами его сердце. 

Его губы приближаются к моим и касаются так легко, что за стуком своего сердца я могла бы этого и не заметить, но мои нервные окончания взрываются все разом! От того, какие его губы мягкие. И от того, что он, как и я, перестал дышать.

Мои веки падают, а губы ждут большего. Раскрываю их и подаюсь ему навстречу. 

Федя шумно вдыхает, дразня меня этими легкими касаниями, и, когда его горячий язык касается моей нижней губы, из меня вырывается стон.  

— Еще… — шепчу и глубоко вдыхаю перед тем, как, прижав меня собой к стене, набрасывается на мой рот.