Кустину я полюбил в старшем классе. Я ею заинтересовался неожиданно, можно сказать случайно. Однажды, что уже само по себе странно мне вдруг на уроке ни с того ни сего стало плохо. У меня появился жар, я ощутил небывалую слабость, перед глазами все поплыло. Александр Олимпиевич учитель по литературе заметил мое состояние, подошел и приложил к моему лбу руку:

– Да ты же весь горишь! – сказал он. Затем, осмотрел класс, увидел Кустину и попросил ее:

– Наташа, ты, как мне известно, недалеко от Шакина живешь? Будь добра, проводи Юрия. Он сам не доберется до дома. Да и еще скажи его матери Любовь Николаевне, чтобы она обязательно вызвала врача.

Мать вызвала врача, и я загремел в больницу.

В селе тогда была эпидемия гриппа. Мест свободных в мужской палате не оказалось и меня подростка разместили в женском отделении.

Дней несколько я находился в беспамятстве. Через каждые четыре часа мне кололи пенициллин.

Из забытья я очнулся от громкого стука в заснеженное окно, открыл глаза, слегка приподнялся, и увидел Наташу, и тут же в нее влюбился. Девочка улыбалась, махала рукой и что-то кричала. Я ничего не расслышал из ее слов, однако всегда считал, да и сейчас считаю, что она приветствовала меня, только меня и никого более. Хотя не далеко от моей постели находилась кровать ее матери Нины Васильевны.

Я, глядя теперь на Наталью Михайловну, так ее сейчас называют, не могу сравнить с той девочкой, которую когда-то знал. Она часто обращается ко мне. Я разговариваю с ней. У нее все еще сохранилась былая красота, однако, Наталья Михайловна, уже – не Ната, не Наташа.

На Нату, так звали девушку дома или Наташу – на улице, я мог смотреть часами. Ее синие глаза меня завораживали. В них я просто тонул. Девушке мое внимание было приятно, так как я порой нет-нет и встречался с нею взглядом. Она меня тоже полюбила. Я думаю, там же – в больнице, где и я ее. Это заметно было по поведению Наты не только мне, но и даже Жене Фокову. Как-то он не удержался и с завистью сказал:

– Да Юра, ты счастливый! – Я стал выспрашивать у него от чего это я счастливый, но он тут же замкнулся и не сказал больше ни слова, не желал себя расстраивать.

Парты в классной комнате стояли в три ряда. Центральный – несколько выступал вперед. Возле него находился учительский стол. Девушка сидела от меня через ряд – за первой партой и я, слушая учителя, ею просто любовался. Правда, это уже было после того, как меня выписали из больницы.

На Наташу обращал внимание не только я, но и другие ребята, например, Сеня. Это он мне сказал:

– Да Наташа классная девица. Я бы не отказался с ней быть рядом.

Парень жил на моей улице, недалеко от дома Кустиных. Он учился игре на баяне, и я довольно часто слышал, как Семен часами наигрывал что-то на инструменте, пытаясь привлечь своими мелодиями Наташу, так мне казалось. Однажды, чтобы он не был таким настырным, мне даже пришлось его слегка поколотить.

– Ты чего это? – поинтересовался Семен.– Что я тебе такое сделал?

– Да так просто, – ответил я, – не нужно выставлять свои способности, лучше ходи на пруд как все ребята рыбу ловить.

– Я и хожу, – непонимающе буркнул мне товарищ.

Я, влюбившись в девушку, много потерял, прежде всего, утратил былую легкость в общении с ней. Мой язык стал заплетаться, я с трудом подыскивал нужные слова, хоть раньше косноязычием и не страдал. Мне стало трудно разговаривать даже с товарищами, если Ната находилась рядом и могла меня слышать. Что еще меня мучило? Малый рост. Правда, не долго. Я скоро обогнал Нату и стал на голову выше, смотрел на нее сверху, но робость долгое время не проходила.