По Дону, по старому Дону
Течет, утекает любовь.
Она не дана по талону
И не возвращается вновь.
Рыбак с бережка ожидает
Улов, и к обеду успеть,
Но сердце уставшее мает
И хочет, наверно, запеть.
А я обошелся бы криком
С моста в зеленящую водь,
Поскольку несчастье – в великом,
Поскольку – усопшая плоть.
Мне побоку многие беды,
Но ты – не щадящий каприз.
Пустые слова и беседы
Летят безошибочно вниз.
Я снова в дырявой телаге
Ступил на залуженский мост.
Тебя сохраню на бумаге,
А сам отпрошусь на погост.
Услышьте молчание
Услышьте молчание, люди,
Вам слушать не хочется, лень.
Мечтая по-детски о чуде,
Я умер в назначенный день.
И, правда, оно неизменно:
Уснешь, и все сбудется вновь.
А ты возражаешь надменно,
Кошмаря слепую любовь.
Печальна минута прощанья,
Последняя мирная ночь.
Я в землю зарыл обещанья.
Ты, дьявола первая дочь,
Достанешь меня из могилы
И будешь у ямы стеречь.
О Боже, я выпрошу силы,
Чтоб в рифму укладывать речь.
Отвечу без доли обиды,
Что нравится явственный ад.
Твой голос, как звук панихиды,
Наводит на траурный лад.
Но я восхищен, убиенный,
Поскольку тобою убит,
Карателем, в миг вдохновенный,
Теперь ничего не болит.
Услышьте молчание, люди,
Оно поприятнее нот.
Я больше не мыслю о чуде,
Хватает небесных хлопот.
Прошу простить
Прошу простить за мой уход
По тропам близящейся смерти.
Я – сочинитель дивных од —
Иду по вечной круговерти.
Смешавшись с водами дождя,
Я разольюсь тебе на плечи,
Уйду немного погодя
И обернусь грозой под вечер.
Другою кажется мне грусть,
И ты какая-то другая.
Саксофонист сыграет пусть
На нотах будущего мая.
Он пусть сыграет вам, двоим:
Тебе и, может, кавалеру.
Такой воронежский интим.
Прими прекрасное на веру…
Как обычно непривычно
Все как обычно непривычно,
И воздух пламенем горит,
Но мне размашисто, эпично
Весь город тайну говорит.
Вот я устал. Вот я не пойман
За кражу сердца твоего.
Но кто-то выпустил обойму:
Предупреждение всего.
И площадь устлана цветами,
Я полагаю – в твою честь.
Закат смешался с этажами,
Такая будничная лесть
За то что вовремя не сдался
И что с гитарой у окна
Тебе во многом признавался,
Как похитительнице сна.
Но потемнели вдруг аллеи
И безнадежные мечты.
Я бы входил в оранжереи,
Где б расцветала вечно ты.
И как обычно непривычно
Вдыхать из воздуха огонь.
Но пусть играет мелодично
Души тревожная гармонь.
Не верю
Не верю в расстояние и смерть,
Не верю в спор мелодий с тишиною,
И под ногами каменная твердь,
Которую не чувствую порою.
Сентиментально я в тебе погиб,
Но это как одно из доказательств,
Что верю лишь в любовь, в ее изгиб
И в череду каких-нибудь предательств.
Я как бы жив: гуляю, сердце повело,
Но нужное ни капли не на месте.
Не верю в бумеранговое зло.
Я возношу тебя, как дело чести.
В тебе сейчас расслабленный интим,
И, может быть, не сетуешь о прошлом,
О мне, мой белокрылый херувим.
Не верю в искренности в пошлом.
И этих километров словно нет,
И смерти для меня не существует.
Вот бы тебя, да счастье в двести лет,
Но вот беда – другой тебя целует.
Не гасни
Не гасни, я тобой горю
До пепла, как до самой смерти
И облака благодарю.
О вы, товарищи, поверьте!
Но, из окна махнув рукой
Тебе и блеклому пейзажу,
Я догорю над синевой,
Таща любовную поклажу.
И на газетных полосах,
На первой очереди сводках,
Я напишу о небесах,
О неземных перегородках.
И о барьерах напишу,
Где сажа следует пожару.
Пока не умер, я спешу,
Обнять кленовую гитару.
Сыграю что-нибудь для нас:
Высоцкого и Окуджаву,
А снег стареет – седовлас.
Оно прекрасно и по нраву.
Пройдет безмолвие души
Болезнью трудноизлечимой.
Не гасни больше, не спеши.
Тобой живу неповторимой.
Мечты о мае
Вот – школа, майская сирень.
Каникулярное начало.
Орут-визжат, кому не лень,