– Я ищу работу, – сказал он. – Прингл возглавляет английскую кафедру, правильно? Я собираюсь сам поговорить с ним, но, возможно, вы могли бы замолвить за меня словечко? Просто скажите, мол, видел сегодня Тоби Лаша, отличный товарищ. Что-то в этом духе.

Тоби выжидательно уставился на Якимова, и тот заверил его:

– Стоит мне сказать слово, и у вас будет работа.

– Если работа вообще есть.

– Всегда можно что-то устроить.

Якимов допил виски и поставил стакан. Тоби встал, но при этом неожиданно твердо сказал:

– Еще одну, а потом мне нужно ехать в Миссию. Надо показаться начальству.

– Вы на автомобиле? Может быть, подвезете меня?

– С удовольствием.

Оказалось, что Тоби ездит на стареньком «хамбере» цвета грязи, высоком и горбатом, словно паланкин.

– Неплохая машина, – сказал Якимов. Устраиваясь на высоком сиденье, из которого торчала набивка, он снова вспомнил свою красавицу «Испано-Сюизу».

Миссия располагалась в кирпичном особняке в одном из переулков. Вокруг здания стояли автомобили. На плешивой лужайке перед входом толпились мужчины самого делового вида, в бурых костюмах, с одинаковым выражением унылого долготерпения на лицах. Они глядели на «хамбер» так, словно ожидали от него каких-то новостей. Якимов с изумлением услышал, что между собой эти мужчины говорили по-английски. Он не узнал никого из них.

Тоби впустили в канцелярию, но Якимова, как это уже случалось ранее, остановила секретарша.

– Князь Якимов, я могу вам чем-то помочь? – спросила она, всеми порами источая свое немолодое обаяние. – Мистер Добсон очень занят. Молодые люди всё время заняты теперь, бедняжки. В их возрасте жизнь должна состоять из балов и вечеринок, но с этой ужасной войной им приходится работать, как и всем. Вы, наверное, пришли по поводу своего permis de séjour?

– Я по личному вопросу. Очень важному. Боюсь, что мне надо поговорить с мистером Добсоном.

Она цокнула языком, но всё же пропустила его. Они с Добсоном не виделись с самого спектакля, и теперь он встретил Якимова с вялым интересом:

– Привет, как ваши дела?

– Как сажа бела, – ответил Якимов. Добсон изобразил дежурную улыбку, но на его щекастом лице вместо привычной умиротворенности была только усталость. Глаза его покраснели, и в целом он выглядел неважно.

– У нас была непростая неделя. И теперь, будто всего остального было мало, инженеров выставили с месторождений.

– Это они там стоят?

– Да. Им дали восемь часов, чтобы покинуть страну. Специальный поезд должен вывезти их в Констанцу. Бедняги, они надеются, что мы чем-то можем помочь.

– Мне очень жаль, дорогой мой.

В голосе Якимова звучало искреннее сочувствие. Добсон уронил ручку и потер лоб.

– Его превосходительство вот уже два часа звонит всем подряд, но без толку. Румыны устроили это, чтобы потрафить немцам. Некоторые инженеры живут здесь уже двадцать лет. У них здесь дома, автомобили, собаки, кошки, лошади… Нам это добавит работы.

– В самом деле.

Якимов опустился на стул в ожидании момента, когда сможет заговорить о своих проблемах. Когда Добсон умолк, он вмешался:

– Не хотел беспокоить вас в такой час, но…

– Вы за деньгами, полагаю?

– Не совсем. Вы помните мою «Испано-Сюизу». Югославы пытаются прикарманить ее.

Он изложил свою историю.

– Дорогой, нельзя им этого позволить. Такой автомобиль стоит дорого. Одна только рама идет за две с половиной тысячи. Кузов от Фернандеса – один бог знает, сколько Долли за него заплатила. Произведение искусства. Больше у меня ничего нет в целом свете. Достаньте мне визу, дорогой мой. Ссудите несколько тысчонок. Я достану автомобиль и тут же продам его. Устроим пирушку с шампанским. Как вам такое?