Все, что не было уничтожено вовремя, превращается в добычу для издателя. Когда по ночам я испытываю приступы удушья, я с сожалением думаю, что уничтожила не всё из того, что не хотела бы показывать потомкам, и обещаю себе позаботиться об этом. Но из-за нехватки сил это намерение так и остается невыполненным.
Работа Фрейда «Trauer und Melancholie» (по-русски: «Скорбь и меланхолия» или «Печаль и меланхолия») по-английски называется «Mourning and Melancholia» («Траур и меланхолия»), однако фрейдовское понятие Trauerarbeit англичане переводят то как grief work («работа скорби»), то как mourning work («работа траура»).
Я предпочитаю слово «траур» всем другим, потому что оно прямо обозначает чрезвычайное состояние человеческой души, и не прибегаю к таким неудовлетворительно-неточным словам, как «боль», или «отчаяние», или «скорбь». Траур овладевает человеком так же, как влюбленность. Траур – это другое его агрегатное состояние. Действительность начинает дрожать, твердые поверхности, как кажется, растекаются, ничто больше не обладает такой, как прежде, определенностью.
Мысль о самоубийстве не может не приходить в голову, это естественная составная часть траура, а не аффектация, что очень трудно объяснить людям посторонним. Барнс: «Должно было пройти какое-то время, но я помню тот миг – точнее, внезапно найденный аргумент, – который показал, что я вряд ли наложу на себя руки. Я понял, что она может считаться живой, пока жива в моей памяти. <…> Она бы умерла вторично, начни мои яркие воспоминания меркнуть, а вода [в ванне] – окрашиваться красным».
Едва ли можно представить себе кого-то, кто был бы дальше от трезвого Барнса, чем экстатичный Новалис, но здесь они встречаются.
Новалис: «Человек продолжает жить и действовать только в идее – только в воспоминании о своем бытии. Иными средствами духовного воздействия в этом мире он пока не располагает. Поминовение усопших является поэтому нашим долгом. Это единственный способ оставаться в общении с ними. Даже Бог действует в нас через веру, и никак иначе».
Так же и Ролан Барт говорит, что сохранение памяти о его умершей матери полностью зависит от него.
И Гёльдерлин тоже:
5 ноября
Вопрос «как ты?» сбивает с толку. Сказать правду? Которая никому не нужна. Солгать?
Хансйорг Шнайдер («Ночная книга для Астрид») пишет о неловких попытках «выразить свою беспомощность по отношению к пребывающему в трауре человеку, потерявшему того, кого долгие годы любил». К ним относится, полагает он, и «акция Как ты? Соболезнующие хотят думать, что помогают пребывающему в трауре, если спрашивают о его состоянии. Это глупость. Ведь и без того видно, как он. Он – раздавлен».
Задающие этот вопрос ни в коей мере не виноваты, они следуют несомненно необходимым формальностям. Когда встречаются двое пребывающих в трауре, они задают друг другу тот же вопрос, прекрасно понимая, насколько он бессмыслен. Во встрече двух пребывающих в трауре есть что-то от фарса.
Ответ «спасибо, хорошо» ощущается как предательство, как будто ты отрекся от своего умершего.
6 ноября
Одна из немногих мыслей, которые придают какую-то силу: это совершенно нормально, что мне сейчас плохо.
10 ноября 2022