Разговор о трауре Ольга Мартынова

olga martynova

gespräch über die trauer



Перевод этой книги осуществлен при поддержке Гёте-Института

The translation of this work was supported by a grant from the Goethe-Institut


Перевод с немецкого Татьяны Баскаковой


Фото на обложке: Ник Теплов



© S. Fischer Verlag GmbH, Frankfurt am Main, 2023

© Т. А. Баскакова, перевод, примечания, 2024

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2024

© Издательство Ивана Лимбаха, 2024

2018

3 августа

Перед лицом смерти: отсутствие настоящего. Одновременное протекание прошлого и будущего. Между ними вакуум. Темпоральная аномалия, связанная с пограничным опытом.


Возможно, отсутствие настоящего позволяет переносить непереносимую боль. Только зачем?

Позже настоящее переедет тебя, как локомотив.


Пока не придет утешение, еще мерцает надежда.


Рана – горячая, открытая, она пахнет шелковистой кровью. Шрам – холодный, закрытый и уродливый.


Позже жизнь будет просачиваться внутрь сквозь пóры времени и своим зловонием заполнять это стерильное пространство без настоящего – настоящим. Агрессия настоящего.


Жизнь замирает на время, пока не затянется рана.

Потом она начинает двигаться.

Жизнь с лицом палача.


11 августа

Самая безответная любовь – это любовь к умершему.


12 августа

Третий день в Эденкобене. Долина Эденкобен. Виноградники. Пфальцский лес. Много неба. Здесь присутствие Олега еще ощутимее, чем во Франкфурте. Как если бы он ждал нас в «нашей» комнате «Господского дома», пока мы с Даней бродим среди виноградников.

Благодарность Барбаре и Конраду Шталь, которые пригласили нас провести здесь август.


13 августа

Первое, с утра: сейчас мы бы раздвинули шторы, чтобы увидеть стоящий над виноградниками дождь, порадоваться, что стало прохладней.

Позже: сейчас мы пили бы кофе.

Мысль движется лишь такими простыми шагами.

Более сложные мысли блокируются. Но я пишу обещанный маленький текст, я хочу выполнить все обязательства, которые на себя взяла. «…С той поры не было ни одного дня, который бы я начинал без некоторого изумления, как человек продолжает еще жить, хотя ему вырвали сердце и отрубили голову», – писал Федор Тютчев через два года после смерти своей возлюбленной. Сегодня мне это вспомнилось.


После дождя: воздух больше не противится дыханию. Мы пошли бы в виноградники (мы – в то время – могли бы пойти…).


14 августа

Из письма Елены Шварц 1999 года (тогда я не придала ему дóлжного значения, а только теперь): «Самое худшее, что всё становится предметом искусства. Даже то, что никак не может им стать». Речь идет о стихотворениях, которые она написала после смерти своей матери.


Мать была для Лены самым важным человеком в ее жизни (потом следовал ее первый муж, потом пудель Яша. В последние годы – японский хин Хайку. Думаю, ближайшие друзья, такие как Олег и я, помещались в этом ряду где-то между Яшей и Хайку).


15 августа

Первоначальное оцепенение всех чувств иногда идет на убыль. Как при неожиданно затянувшейся операции на зубе, когда боль бойко пробивается сквозь анестезию. Но что значит «боль», если она не телесная?


Новалис: «Когда боль достигает высшей точки, наступает паралич чувствительности. Душа разлагается – отсюда убийственная стужа – свободная сила мышления – всесокрушающее бесконечное остроумие такого рода отчаяния. Отвергнув все, человек стоит, подобно губительной силе, один – не связанный с миром, он постепенно пожирает сам себя, являя собой принципы человеконенавистничества и богоненавистничества».


Боль и оцепенение («паралич чувствительности») – попеременно. Точно дозированные, чтобы человек все же оставался в живых.


16 августа

Сегодня я почти не поднималась с постели. Уже вечер. Я пытаюсь, по крайней мере, ответить на несколько имейлов.

Райский ландшафт Эденкобена.

Как если бы в бесконечности виноградников-лабиринтов осталась какая-то часть нас (как если бы? «Тени наши обведены на дорожке луной»):


Олег Юрьев

О виноградниках [фрагменты]

Виноградники – самые коварные из лабиринтов: у них почти нет поворотов и тупиков, одни только ложные входы и ложные выходы, вследствие чего до центра дойти практически невозможно.

А если по случайности и дойдешь, то уже не выйдешь, по крайней мере, каким ушел. <…>


Ночью вовнутрь виноградников никто не ходит. <…> Разве что мы тут гуляем вдоль, мимо ложных входов и ложных выходов в окружности, которая везде, щелкая сандалетами и глядя над собой – в небо, где виноград отражается звездами.


Тени наши обведены на дорожке луной – мягкой, сырой и сияющей… <…>


А глянешь случайно насквозь – в ложный вход или ложный выход: там далеко и смутно мелькают огни.

То ли соседняя улица, то ли центр лабиринта, который нигде.


Мертвые и тоскующие по ним приходят в центр лабиринта, который нигде.


17 августа

Русское издательство Олега готовит книгу с его последними, еще не публиковавшимися стихами. Читая корректуру, я не доверяю своим силам и сосредоточенности.


18 августа

Книга будет выглядеть хорошо: шрифт, формат набора, обложка. Посмертная книга. Хотя я ни минуты не могу думать о чем-то другом, меня обескураживает любое действие, связанное со смертью Олега (например, открыть папку «Наследие»), – и ввергает в апатичное состояние, в котором я ни к чему не способна, которого я стыжусь.


Из этой книги:


Олег Юрьев

Так стыдно умирать – перед тобой, родная.
Твои глаза и лоб уж вижу как со дна я
Сквозь толщу движуще-светящейся воды.
И дымку за тобой – мой стыд твоей беды.
Так долго прожил я щека к щеке с тобою,
Что просто позабыл, что стал тебе судьбою,
И знаю лишь теперь, что это за судьба
И что это за тьма у глаз твоих и лба.

13 апреля 2011


19 августа

Опять один из таких дней: встаю поздно, спать ложусь рано, сплю по большей части и днем, слушаю реквиемы: Моцарта, Лигети.


20 августа

Корректуру моего текста для «Языка в техническую эпоху» прочитает, за что я очень благодарна, кто-то из сотрудников редакции. Я с этим не справилась.


22 августа

Адриан Ла Сальвиа планирует в своей переводческой мастерской (в рамках Эрлангенского поэтического фестиваля) провести вечер памяти Олега.


25 августа, Эрланген

Однажды Олег, Эльке Эрб и я беседовали здесь о переводе русских стихов. Как будто я лишь где-то об этом читала. Воспоминания не проходят сквозь «паралич чувствительности».


26 августа

Новалис хотел умереть вслед за своей Софи и умер вслед за ней. Он хотел этого много лет, даже несмотря на другую помолвку. Он думал о самоубийстве, но осуществить это ему помешала естественная смерть. Счастливое стечение обстоятельств. (Брехт: «Счастливый случай. Прибегает ребенок. Мама, повяжи мне фартук! Она повязывает ему фартук».)


27 августа

Потребность узнать, как другие пребывающие в трауре справляются с тем, с чем справиться нельзя.

Одна из причин, почему я решила все это записывать.


Аугуста Лаар пишет мне с мужественной откровенностью о своей потере, случившейся двадцать лет назад.


29 августа


30 августа

Любое действие, которое требует определенных навыков – к примеру, сегодня, написать анонс для вечеров памяти Олега в Петербурге, – и которое, как любая сделанная работа, должно было бы принести удовлетворение, приводит в пустоту, где боль, в радостном ожидании, на тебя взглядывает (я хотела бы избежать этого слова, но другого не нахожу).


6 сентября, Нови-Сад

Первое новое – куда-то, где мы не побывали вдвоем – путешествие. Бывают кошмарные сны, которые кажутся такими не из-за их содержания, а из-за того, как ты потом просыпаешься: сновидение было совершенно будничным, да только просыпаешься ты в мокрой от пота ночной рубашке и волосы у тебя на голове шевелятся, как морские водоросли.


7 сентября, Нови-Сад

Прямо сейчас начнется выступление. Верица Тричкович и я договорились, что откроем его одним стихотворением Олега (на русском и на сербском).


10 сентября, Белград

Я всякий раз, когда есть возможность воспользоваться вай-фаем, поддаюсь навязчивой потребности проверить свои имейлы, как если бы верила, что Олег может написать мне сообщение. А я – ответить ему.


Через вай-фай – в Ничто:


Кошава. Здешний ветер называется кошава.


Повсюду попкорн. Сербы, похоже, полагают, что они живут в кино. В каком-то фильме и одновременно – как кинозрители.


Книжные магазины («Иво Андрич») и рестораны («Вук Караджич») здесь называют в честь писателей.


Здесь, на востоке Европы, пожилые господа все еще чувствуют себя вправе патерналистски дотронуться до плеча женщины или ее обнаженной руки – самоуверенно и самовлюбленно.


14 сентября, опять Франкфурт

Строчка из стихотворения Олега: «Я вспоминаю жизнь на мы» (1983).

Как если бы Олег еще тогда написал это для меня-теперь.

Только у меня не получается вспомнить «тогда». Я помню лишь время от объявления диагноза до смерти.

Один старый друг сказал, что после смерти своего отца он на протяжении целого года мог вспоминать только о его болезни.


15 сентября

Вечером на Майне. Медлительный лебедь в воде. Редко встречаешь лебедя, который одинок. Его белые перья будто бы могут отталкивать от себя грязь. Но только до определенного предела: у этого шея, которую он вновь и вновь окунает в воду, чтобы поймать рыбку, – темно-серая.

Орфей, согласно Платону, пожелал вновь родиться в образе лебедя: из-за менад, растерзавших его, он испытывал отвращение к женщинам и хотел вылупиться из яйца. А как же Эвридика?


16 сентября