Староста не сдавался. И тогда Егорченко сказал Козлову:

– Жилец из меня ненадежный, туберкулез легких, сам понимаешь. Подался бы с тобой к партизанам, да что толку? Обуза для отряда. И другим опасность, сам понимаешь. Так вот, бери-ка ты эту самую подводу, мне предназначенную, и поезжай. Партизанам лошадки пригодятся. В дороге можно и отстать, и не туда свернуть… Сам понимаешь.

Ранним морозным утром из Воротынова выехало пять подвод. На первой сидел сам староста в новом овчинном полушубке и шапке-ушанке. За ним гнал лошадей Козлов. Егорченко раздобыл для него такой же теплый полушубок и меховую шапку. Путь держали на станцию Сафоново, которую с полмесяца назад Козлов проходил со своим однополчанином, московским инженером-электриком. Где теперь Сергей Викентьевич? Далеко ли угнали его гитлеровцы? И удастся ли когда-нибудь свидеться?

Староста всю дорогу стегал лошадей, торопясь к сафоновскому коменданту. Тот приказывал прибыть еще вчера утром. Большие неприятности могут быть, если комендант осерчает.

Пока добрались до станции, лошади покрылись мыльной пеной. И все же комендант был недоволен.

– Почему опоздал? – закричал он на оторопевшего старосту. – Какое ты имел право не выполнить мой приказ? Или не знаешь, что такое немецкая аккуратность?

– Знаю, пан комендант, знаю.

– Нет, ты не знаешь, что есть немецкая аккуратность. Но ты узнаешь ее. С этой минуты… Всыпать ему двадцать пять плетей!

– Пан комендант… Пан комендант…

Два рослых полицая схватили старосту, пытавшегося просить прощения, посреди двора спустили с него штаны и, высекая кровяные рубцы, принялись полосовать ему ягодицы. Комендант сам считал удары, приговаривая:

– Это есть наша точность… Наша аккуратность…

Он приказал не отлучаться со станции и на рассвете следующего дня приступить к работе. Но в полночь, выйдя якобы посмотреть своих лошадок, Козлов запряг их и погнал в сторону Дорогобужа. Часовому, остановившему его при выезде из города, сказал, что возил хлеб немцам. Тот порылся в телеге и, ничего не найдя, пропустил. Город пересек благополучно, а когда наступили сумерки, был уже в деревне Озерище. К ночи похолодало, посыпал первый снег. Колючий морозный ветер обжигал лицо.

Где же заночевать?

Козлов разыскал старосту.

– Ты есть местная власть?

– Так точно.

– Читай и исполняй.

– Слушаюсь!..

Александр протянул ему удостоверение, выданное сафоновским комендантом. Оно было написано по-немецки.

– Не нами писано, не нам и читать, – сказал староста, возвращая Козлову бумажку. – Что нужно, говори…

– Продукты и фураж… На два дня. И – ночлег.

– Будет сделано.

Через два дня Козлов благополучно добрался до той самой деревни, где недавно размещался штаб его батальона. Он надеялся застать здесь своих бойцов и не ошибся. Правда, было их немного, всего пять человек, но большое начинается с малого.

Пошли по окрестным деревням. Люди охотно поднимались на священную партизанскую войну с захватчиками. На местах боев собирали оружие, боеприпасы. Отряд рос. Наладили связь с другими отрядами. Объединились. И появился в лесах севернее Дорогобужа «Дедушка» – грозное для гитлеровцев партизанское соединение. Полетели под откос немецкие эшелоны, запылали склады с боеприпасами и снаряжением. Партизаны расправлялись с полицейскими, продажными старостами, громили карателей. За девять месяцев «Дедушка» очистил от фашистских захватчиков семь районов. Командовал соединением Воронченко – человек сильной воли, живого ума и редкой отваги. В середине февраля 1942 года он собрал командиров отрядов, спросил:

– Ну как, орлы, сделаем подарок Родине ко дню Красной армии? Отобьем у немцев Дорогобуж?