– Вы провели некую связь между исчезновением Тесс и смертью Лео? – спрашивает мистер Райт.

– Нет.

– Вы сказали, что подумали про Лео.

– Я постоянно думаю о нем, Лео – мой брат. – Как же мне тяжело говорить об этом. – Лео умер от муковисцидоза, когда ему было восемь. Нас с сестрой болезнь не коснулась, мы родились совершенно здоровыми.

Мистер Райт хочет погасить слепящий свет люминес-центных ламп, но выключатель почему-то не работает. Мистер Райт виновато пожимает плечами и опять садится за стол.

– Что произошло дальше?

– Мама встретила меня в аэропорту, и мы поехали в полицию.

– Пожалуйста, расскажите поподробней.

Мама, одетая в пальто из верблюжьей шерсти «Джегер», ждала меня в зале прилета. Подойдя ближе, я заметила, что она не причесана, а макияж наложен кое-как. Ты права, я не видела ее такой со дня похорон Лео.

– Я гнала такси от самого Литтл-Хадстона. Твой рейс задержался!

– Всего на десять минут, мамочка.

Вокруг бурно обнимались родные, близкие и друзья, воссоединившиеся после разлуки, а мы с мамой не ощущали ничего, кроме почти физического дискомфорта. По-моему, мы даже не поцеловались.

– А что, если Тесс звонила в мое отсутствие? – беспокойно произнесла она.

– Значит, позвонит еще, – отозвалась я.

После посадки, однако, я уже тысячу раз успела проверить мобильник.

– Сама не понимаю, – продолжала мама, – с какой стати я жду от нее звонка. Она вообще перестала мне звонить. По всей видимости, для нее это слишком большой труд. – В голосе задребезжали нотки обиды. – Я уж молчу про то, когда она в последний раз ко мне приезжала!

Вероятно, до сделок с Богом мама еще не дошла.

Я взяла напрокат машину. Несмотря на ранний час – шесть утра, – трасса М4, ведущая в Лондон, была загружена. «Час пик» – дурацкое название для скопища автомобилей, в которых сидят агрессивные, излучающие бессильную злость люди. Из-за выпавшего снега бесконечная цепочка авто тянулась еще медленнее. Мы ехали в полицейский участок. Печка в салоне никак не включалась, и слова вылетали из наших уст облачками ледяного пара.

– Ты уже разговаривала со следователем? – спросила я.

Мамино раздражение ощутимо повисло в воздухе.

– Разговаривала, да что толку? Что я вообще знаю о жизни собственной дочери?

– Кто сообщил в полицию о том, что Тесс пропала?

– Домовладелец. Эмиас… забыла фамилию, – недовольно ответила мама.

Я тоже не помнила фамилию этого человека. Меня вдруг поразило, что именно он, пожилой хозяин квартиры, которую ты снимала, позвонил в полицию.

– Он еще сказал полицейским, что ее донимали телефонные хулиганы, – прибавила мама.

Несмотря на холод в салоне, я покрылась липким потом.

– Что за телефонные хулиганы?

– Мне не объяснили.

Я посмотрела на маму. Из-под маски тонального крема и пудры резко выступало бледное, встревоженное лицо. Немолодая гейша, матово заштукатуренная косметикой «Клиник».

В половине восьмого, когда мы подъехали к полицейскому участку Ноттинг-Хилл, было еще по-зимнему темно. Дороги были запружены, а свежевычищенные тротуары почти пусты.

В полицейском участке мне довелось побывать лишь однажды, когда я подавала заявление об утере мобильного телефона – просто об утере, а не краже. Дальше вестибюля я не заходила. На этот раз меня проводили в недобрый мир допросных и тюремных камер, где полицейские носили ремни с пристегнутыми к ним дубинками и наручниками. Этот мир не имел ничего общего с тобой.

– Вас принял детектив Финборо, сержант уголовной полиции? – уточняет мистер Райт.

– Да.

– Каким он вам показался?

Я тщательно подбираю слова:

– Вдумчивым. Проницательным. Порядочным.

Брови мистера Райта ползут вверх, но он быстро прячет удивление.