Нат сделала селфи. Спиной к окну, чтобы лицо оставалось в тени. Запостила в Сеть, добавив эмодзи – солнце, чашка кофе, улыбающийся смайл, сердечко. Подумав, удалила сердечко и опубликовала обязательный ежеутренний пост. Прошла на кухню, приготовила кофе из суррогата и, пока принтер еды печатал лепёшку со вкусом омлета, открыла личные сообщения и отослала Дэну сердечко и поцелуй. В ответ прилетело три сердечка. Она улыбнулась, позавтракала и собралась на работу. Когда вышла из квартиры, дверь напротив приоткрылась на длину цепочки. Соседка беспокойно обшарила взглядом лестничную площадку, поманила пальцем и зашептала:

– Нат, зайди ко мне после работы, я достала то, что ты просила, а ещё есть рис, сахар, сухое молоко.

– Спасибо, тётка Клара, зайду вечером.

Соседка приторговывала гуманитаркой. Иногда первый и второй классы жертвовали третьему просроченные лекарства и продукты, это называлось благотворительностью. Но до нуждающихся ничего не доходило, всё разворовывалось ещё на этапе разгрузки. Чёрный рынок процветал, несмотря на жестокие наказания за кражу и спекуляцию. Люди пытались выжить кто как мог, даже с риском перевода в четвёртый класс.

Нат спустилась по лестнице, хотя лифт работал. Камера в нём синхронизирована со счётчиком углеродного следа, и за пользование лифтом снимаются баллы, которые так нужны ей сейчас. В холле мутное зеркало с паутиной трещин в верхнем углу отразило молодую большеглазую брюнетку с кудрявой гривой до пояса. Она сняла с запястья резинку, собрала волосы в хвост и повернулась боком. В просторном зелёном комбинезоне живот не заметен. Пока не заметен. Нат поднесла запястье к сканеру, цифровой замок мигнул зелёным, и двери подъезда разъехались, выпуская её в мир. Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула, натянула на нос маску и шагнула в пекло майского утра.

Нат работала в библиотеке. Бабушка рассказывала, что до войны это было общественным местом с разными  книгами, газетами и журналами, люди приходили сюда читать или взять книгу на время. Сейчас они мутировали в фабрики по производству контента для Сети. Она вошла в здание вместе с толпой библиотекарей, одетых в такие же форменные комбинезоны, отличающиеся по цвету. В просторном холле пёстрый поток разделился на синие, красные, зелёные и другие ручейки к лифтам соответствующих цветов. Чтецы, цензоры, переводчики, работники архива и отдела аудио- и видеофайлов. Люди в очередях двигались молча, не здороваясь, изредка приветствуя коллег кивком или поднятием ладони на уровень груди. Нат подошла к зелёному лифту, поднесла запястье к сканеру, под тонкой кожей высветился штрихкод, двери разъехались, впуская её внутрь. Зелёный лифт на зелёный этаж – отдел переводов. Цветные лифты курсировали только между холлом и своим этажом, невозможно было синим лифтом приехать на жёлтый этаж, исключение составлял серый лифт начальства, останавливающийся на любом этаже.

Нат вошла в свою ячейку и сняла маску, дверь бесшумно закрылась, щёлкнул автоматический замок и пискнул таймер – рабочий день начался. Отобрав помеченные на сегодня тексты, она села за стол, включила экран, взяла верхнюю папку из стопки и начала читать. Грамоте и трём языкам прошлого её обучила бабушка. После реформы образования третьего класса тридцать лет назад почти не осталось людей, умеющих читать и писать.

Бабушка тоже работала в библиотеке. Чтецом. В её обязанности входило читать старые книги, определять категорию, писать краткое изложение содержания и передавать в отдел цензуры, который разрешал текст к переводу или выдавал вердикт запретить, изъять и уничтожить все экземпляры. Она часто брала работу на дом, а когда стала плохо видеть, Нат читала вслух и писала под её диктовку синопсисы. Так, помогая бабушке, она познакомилась с массой довоенной литературы, большая часть которой, вроде книг по истории, философии и религиям, не пройдя цензуру, впоследствии была уничтожена.