Нат положила ладонь на живот, пытаясь почувствовать шевеление ребёнка, но срок для этого ещё слишком мал. Отпила какао, подумав, что малышу должен понравиться вкус шоколада и открыла коробку. Там были плотно уложенные толстые папки. На каждой чётким почерком бабушки название и автор: «Илиада и Одиссея» Гомера, «Собачье сердце» Булгакова, «Прощай, оружие!» Хемингуэя, «На западном фронте без перемен» Ремарка, «Заводной апельсин» Бёрджесса и многие другие – Чехов и Гёте, О’Генри и Джек Лондон, Рэй Брэдбери и Достоевский. В другой коробке детская литература – Мэри Поппинс и Карлсон, Том Сойер с Гекльберри Финном, сказки Андерсена и Гофмана. В третьей – книги по истории, философии, религиям. Коробок было много. Бабушка переписала это всё своим красивым, крупным почерком. Ровные, как ряды солдат, строки выходили из-под её пера и ложились на лист одна за другой, выстраиваясь в целую армию. Её армию. Большинство этой литературы было запрещено и уничтожено и вполне возможно, что эти папки – единственные уцелевшие экземпляры, которые она переписала за долгие годы работы в библиотеке.

В то зимнее утро выходного дня, когда Нат держала слабеющую руку бабушки, та рассказала о работе всей своей жизни.

– Это наследие, девочка, понимаешь? Не моё, нет, я лишь инструмент, это наследие мировой культуры. Нельзя сжигать книги и отрицать или переписывать историю. Надеюсь, когда-нибудь человечество очнётся… – она говорила тихо и медленно, но твёрдо. – Нат, сохрани их… для будущего и для себя. И продолжай писать стихи, даже если никто и никогда их не прочтёт, пиши для себя и ради себя. Читай, думай, анализируй, не позволь сделать из себя пустое, измотанное отупляющим трудом существо с интересами, ограниченными едой, алкоголем и сексом. И ещё этим проклятым рейтингом – вот уж воистину инструмент дьявола. Ты ж понимаешь, что это – НИЧТО?! Кто-то хитрый и бесчеловечный придумал ничто – баллы, и это управляет жизнями людей, выстраивает модель поведения, – бабушка закашлялась, отпила воды из поднесённого внучкой стакана, отдышалась. – Девочка моя, мне так жаль… тебе придётся жить в страшном мире, и ты не знаешь другого, а я знаю, помню и мир, и людей другими. И когда-нибудь это обязательно вернётся, история повторяется, поэтому они запрещают её изучать. А для того, чтоб вернулось, нужны такие люди, как ты, Нат. И помни, ты крепкий орешек и должна нарастить прочную скорлупу.

Нат достала из коробки папку с «Маленьким принцем» Экзюпери, забралась с ногами на бабушкину кровать, пригубила, смакуя, какао и начала читать, но воспоминания возвращали её в тот день, когда Леке Грин покинула этот мир.

Они тогда говорили о тех вещах, которые Нат не знала раньше. О том, что до войны у Леке была семья – муж и сын, оба не выжили в послевоенном аду ядерной зимы. Рассказала о маме. Раньше бабушка отказывалась говорить о ней – менялась в лице, отворачивалась, пряча глаза, и переводила разговор на другую тему. И по мере взросления Нат перестала задавать вопросы о маме и знала её только по профилю в Сети – фотографии очень красивой и совсем юной девушки, намного моложе, чем сама Нат сейчас.

– Бабуль, почему ты никогда раньше не рассказывала о ней?

– Потому что было очень больно. И сейчас очень больно. И боль эта никогда не утихала, она так же остра сегодня, как и двадцать пять лет назад, время её не лечило, лишь ты, Орешек, давала мне смысл продолжать жить. Прости, что всегда избегала этих разговоров, я боялась, что если начну говорить – начну плакать и не смогу остановиться, я боялась напугать тебя, боялась показать свою слабость, а мне нельзя было тогда быть слабой, особенно перед тобой. Сейчас я понимаю, что ошибалась, это не слабость, это любовь, только она может причинять такую невыносимую боль и именно это делает нас людьми. И мне так жаль, что я всю жизнь убегала от этого, хотела оставить прошлое в прошлом, не тащить его боль в твою жизнь, оградить тебя… прости меня, Орешек, я так ошибалась… – глаза Леке наполнились слезами, они растеклись в глубокие морщины, будто вода ручейками заполнила трещины пересохшей почвы пустыни. – Моя Ленни, Елена… моё чудесное дитя, я назвала её как Елену Троянскую, потому что она ещё младенцем была необыкновенно красива и выросла в прекрасную девушку. Ты очень на неё похожа…